В современной Киргизии важнейшим социальным маркером остается родовая принадлежность. Неформальные сообщества активизировались после распада СССР и сегодня определяют социально-политическую жизнь страны. Влияние клановых структур на политическую систему и государственные институты проанализировала Асыл Болпонова – д.и.н., доцент Академии государственного управления при Президенте Киргизской Республики (Бишкек).
У истоков клановой системы
Основные черты родовой структуры киргизов сложились задолго до возникновения государства, отражая потребности кочевого скотоводческого хозяйства. С XV-XVI веков номады объединились в крупные территориальные конфедерации – крылья (союзы киргизских племён – прим. ред.). Возникла дуальная система («он канат» и «сол канат»), существенно повлиявшая на дальнейшую социально-политическую историю Киргизии.
Такая структура не требовала прочной государственности – общеполитические институты возникали у киргизов перед лицом военной угрозы, а в мирное время уходили на второй план. После присоединения киргизских земель к России здесь возникла новая административная система, однако царская администрация опиралась на традиционные местные практики. Российское управление не затронуло общественную структуру, реформировать которую не удавалось: каждый индивид по-прежнему ассоциировал себя с определённой клановой группой.
Советская власть также не смогла изжить родоплеменную лояльность. Клановые структуры успешно адаптировались к советским новациям, включая коллективизацию и переход к оседлости. Эти структуры стали важнейшим атрибутом системы управления Киргизской ССР: высшие посты негласно закреплялись за представителями родоплеменных элит. В результате сформировался номенклатурный клан «евронационалов», опиравшийся на элиты регионов.
Рождение «политических кланов»
Распад СССР привёл к радикальным изменениям в политике, экономике и публичной сфере. Трудности перехода к рыночной экономике естественным образом сплачивали людей на основе кровнородственной общности. По схожему принципу возникали объединения во власти.
Патрон-клиентские отношения стали частью системы распределения ресурсов. По клановому принципу стали формироваться все «этажи» административных органов: от «центра» до самых нижних звеньев.
В конце 1990-х годов в Киргизии и других центральноазиатских государствах возник новый тип элит – политико-семейные кланы. Помимо государственных постов, такие «семьи» обычно задействованы в различных фондах и проектах, прямо или косвенно владеют контрольными пакетами акций ключевых СМИ. Связанные общими хозяйственными интересами, кланы получили фактическую монополию на политическую и экономическую власть в «своих» регионах: ближайшими клиентами глав неформальных группировок, как правило, являлись областные губернаторы.
Ренессансу клановых структур способствовал провал вестернизации, первоначально заявленной первым президентом Киргизии Аскаром Акаевым. После сворачивания западных моделей идеологический вакуум был заполнен традиционной культурой и идеями родовой идентичности. Официальный поворот к традиционализму актуализировал обращение к архаическим институтам и практикам – таким как курултаи и санжыра (родословная). Традиционная политическая культура закрепляла культ личности политических лидеров и господство семейных кланов, консолидируя авторитарный режим Акаева.
Клановость обеспечила жёсткую централизацию руководства Киргизии, способствовав политической и экономической стабилизации. Но она же породила коррупцию по всей вертикали власти и бесконтрольность чиновников, связанных круговой клановой порукой. Политическая элита, рекрутированная по признаку родства, срослась с крупным бизнесом: по выражению казахстанского исследователя Петра Своика, возникла «экономика племянников», центром которой стал клан экс-президента.
Так, зять Аскара Акаева Адиль Тойгонбаев с 1997 года контролировал важнейшие отрасли экономики страны: авиацию, энергетику, сеть предприятий ликёро-водочной промышленности, частное телевидение, газету «Вечерний Бишкек». Сын экс-президента Айдар Акаев в 1999-2001 годах был директором представительства ОАО «Казкоммерцбанк» в Киргизии, а в 2001 году стал советником министра финансов.
Топливо для революций: конфликт севера и юга
Со времён первого секретаря ЦК компартии Киргизской ССР Турдакуна Усубалиева (занимал пост в 1961-1985 годах), принадлежавшего к нарынскому клану, представители южных регионов были оттеснены от руководящих постов. Этот вектор сохранился при Акаеве: в его правление наиболее влиятельными были северные роды – сарыбагыш, кушчу, солто, тынай, саяк, бугу, саруу. Чуйский клан контролировал прокуратуру, силовые ведомства и Совет безопасности. Сферой влияния нарынского клана (роды сарыбагыш, саяк) стали губернаторы областей и политическая элита среднего звена. Иссык-кульский клан, помимо региональных администраций, контролировал МИД, науку и сферы культуры – во власти он был представлен родом бугу.
Выразителем интересов вытесненных на обочину региональных кланов стал «консервативный» Жогорку Кенеш (парламент Киргизии – прим. ред.), противостоявший президентским «либералам». Осенью 1994 года состоялся наиболее крупный конфликт, связанный с масштабным расследованием коррупции: парламент был распущен, а Аскар Акаев получил полномочия для конституционной реформы.
Концентрация власти в руках первого президента имела тёмную сторону: государство перестало выступать защитником региональных кланов, диалог правительства и местных элит был нарушен. Кризис неформальных сообществ привёл к революционным событиям 2005 года, когда в борьбу за власть включились представители южных и северных элит – Феликс Кулов, Курманбек Бакиев, Дженишбек Назаралиев.
Став президентом, «южанин» Бакиев не искоренил клановость в системе госуправления. «Северяне» не были полностью вытеснены из коридоров власти, но родовой баланс кардинально сместился в сторону юга. Все значимые посты, включая Верховный суд, органы госбезопасности, армию, МИД, ключевые производства и компании в экономике были отданы в распоряжение клана Бакиева. Выходцы с юга заняли большую часть должностей в президентской администрации, в экономических и силовых структурах – так, нынешний руководитель ГКНБ Камчыбек Ташиев в 2007-2009 годах являлся главой МЧС.
Президентские выборы 2009 года, на которых победил Бакиев, окончательно укрепили власть правящего клана. Осенью того же года президент создал Центральное агентство по развитию, инновациям и инвестициям (ЦАРИИ), которое возглавил его младший сын Максим Бакиев. Фактически он взял под контроль всю финансово-промышленную сферу страны, курируя наиболее прибыльные проекты – строительство Камбаратинской ГЭС, приватизацию госкомпаний и т.д.
В итоге борьба клановых элит вновь обострилась: уже в 2006-2007 годах в Киргизии активизировалась оппозиция из северных регионов, критикующая президента с юга. Напряжение вылилось в события Апрельской революции 2010 года. И если в 2005 году действия оппозиции были преимущественно мирными, то протестное движение 2010 года носило стихийный и агрессивный характер. Окружение Бакиева было более консолидированным, чем у Акаева, и оказало жёсткое сопротивление в борьбе за сохранение власти.
Что в итоге?
За ХХ век клановые структуры существенно трансформировались. Сегодня клановые связи сильнее всего выражены в структурах государства: появился феномен «политических кланов», связанных дружественными, родственными, земляческими, деловыми и профессиональными отношениями.
Клановую систему актуализировала слабость госуправления. С конца ХХ – начала XXI века клановые отношения стали центральным элементом внутренней политики Киргизии. Оборотной стороной клановой солидарности остаётся конфликт влиятельных родов за передел собственности и сфер влияния. В моменты политических и экономических кризисов это создаёт угрозу региональной раздробленности и сепаратизма.
Сами кланы на рубеже XX-XXI веков трансформировались из классического родового объединения в клановую систему, крайним выражением которой стали политико-семейные кланы. Закрепление клановости и трайбализма привело к развитию патрон-клиентских отношений, непотизма, кумовства и коррупции.
От редакции:
Материал, предложенный нами читателю, представляется весьма интересным. Не только потому, что детально описывает принципы построения и организации власти в соседней Киргизии, но и потому, что наводит на параллели.