После распада СССР Турция одной из первых признала независимость бывших республик и активно включилась в процесс выстраивания отношений с новыми независимыми государствами. Основной упор во внешнеполитической стратегии Анкары делался на тюркские государства постсоветского пространства (Азербайджан, Туркменистан, Казахстан, Кыргызстан). Через создание блока тюркоязычных государств со своим лидерством Турция рассчитывала использовать исторический шанс по трансформации в крупного, трансрегионального игрока с глобальными амбициями и инструментами влияния на международной арене.
Естественно, на первом этапе Анкара рассматривала себя в качестве безоговорочного «старшего брата» для новых стран. Несмотря на многообещающее начало и завышенные ожидания турецких властей, государству не удалось стать полноценным экономическим и политическим лидером тюркского мира и объединить под своим крылом все близкие этнически республики в единый блок. Во многом это произошло из-за переоценки Турцией своих экономических возможностей, а также неготовности новых государств, только что получивших независимость, встраиваться в патронажную систему нового крупного игрока.
Относительно скромные результаты на первом этапе заставили турецкие власти несколько пересмотреть свои подходы и стратегию. Турция сделала ставку на более гибкий и проактивный подход с созданием институтов взаимодействия с тюркскими странами, комплексным развитием сети учреждений среднего и высшего образования в регионе, продвижения интересов турецкого строительного и сервисного бизнеса через общественные и торгово-промышленные объединения.
Российскими тюркологами выделяются три основных периода турецкой политики в отношении постсоветского пространства:
1) 1991–2002 – «эпоха надежд»: активная работа по созданию интеграционных платформ для объединения усилий во всех сферах;
2) 2002–2014 – «эпоха поэтапности»: планомерная интеграция и воздействие на местную политическую элиту;
3) 2014 – н.в. – «эпоха туркоцентричной интеграции»: время, когда Анкара становится «хабом» (центром притяжения) и пытается заменить тюркское турецким, использовать ресурсы накопленного влияния.
Как результат в последние годы Турция благодаря накопившемуся опыту, перестройке и адаптации своей политики к третьему периоду стремительно ворвалась в число важнейших крупных игроков для стран постсоветского пространства в целом и в Центральной Азии в частности.
Основная цель статьи заключается в анализе эволюции турецкой внешней политики в отношении Центральной Азии, классификации долгосрочных целей Турции в регионе, выявлении основных инструментов влияния, разборе сильных сторон подходов Анкары, а также выявлении сдерживающих факторов и ограничителей для достижения стратегических целей.
Хронологические рамки исследования включают себя весь период независимости бывших республик СССР с особым фокусом на современные подходы Турции.
Теоретико-методологической основой исследования является системный (комплексный) подход, рассматривающий эволюцию политики Турции в отношении стран Центральной Азии и предполагающий изучение объекта исследования как системы, обладающей сложной структурой, со свойственными ей законами. Также был использован метод историзма.
Первая турецкая стратегия в отношении тюркского мира: провал идеалистических планов
Осознание Турцией себя особой частью тюркского мира базируется на исторических и культурно-языковых связях со странами Южного Кавказа и Центральной Азии и допущении, что несмотря на долгий период разобщения и даже внутренних конфликтов, культурная, языковая и ментальная общность делает это общее пространство гомогенным, способным для политической, экономической и культурной интеграции.
Турецкая официальная историческая наука постулирует, что турецкая нация происходит от исторических тюркских народов, государств и империй, которые доминировали на территории Центральной Евразии в Средние века и раннее Новое время. Со временем турецкий народ мигрировал из Центральной Азии на запад, а племена, собравшиеся вокруг Анатолии, смогли основать успешные государства и защитить и поддерживать свою национальную самобытность. Напротив, тюркские племена, оставшиеся в Центральной Азии, испытали множество проблем, лишений, ограничений, войн и порабощений. Главной из которых стала «оккупация» Россией Азербайджана в первой половине XIX века и Центральной Азии во второй половине XX века «без оглядки на международное право». По оценкам турецких учёных, сначала власти Российской империи, а затем советское правительство приложили огромные усилия для «колонизации тюркских государств, нанесли огромный духовный и материальный вред путём «русификации» и «советизации» тюркских территорий на протяжении более полутора столетий. Это имело крайне негативные последствия, которые ослабили национальную идентичность большинства турок в регионе.
В таких условиях распад СССР и получение независимости тюркскими республиками рассматривался Анкарой как исторический шанс к воссоединению с тюркскими странами, находившимися долгое время под прямым контролем России, главного турецкого геополитического конкурента в регионе Евразии. Основной целью Анкары было формирования блока как минимум шести суверенных тюркских государств и превращение Турции во влиятельного регионального игрока. В рамках реализации этой стратегии президент Турции Тургут Озал провозгласил XXI век «веком турок» и обозначил амбиции по формированию «тюркского мира от Адриатики до Великой Китайской стены».
В практическом плане в 1992 году был проведен саммит лидеров тюркоязычных государств в Анкаре. За ним последовало целая серия встреч, но результат переговоров, как правило, ограничивался подписанием деклараций с набором необязательных к исполнению положений.
Относительный прорыв произошел только в 2009 году, спустя почти 20 лет после начала активного периода турецкой внешней политики на тюркском направлении, когда в рамках Девятого саммита президентов тюркоязычных государств Азербайджан, Казахстан, Кыргызстан и Турция подписали Нахчыванское соглашение о создании Совета сотрудничества тюркоязычных государств, постоянно действующей структуры для тюркского сотрудничества (об этом речь пойдет в следующем разделе, так как достижение было достигнуто уже при правительстве Реджепа Эрдогана, чья Партия Справедливости и Развития пришла к власти в 2002 году – авт.).
Очень скромные результаты первого этапа внешней политики Турции в отношении новых независимых тюркских государств особенно очевидны на фоне излишне оптимистических стартовых ожиданий турецких властей в отношении стремительной интеграции с тюркскими государствами. Причин этому было несколько.
Во-первых, Турция к началу 90-х годов прошлого века была достаточно крупной, но всё же ограниченной по своему экономическому и политическому потенциалу страной, а в условиях серьёзной потребности новых независимых государств в инвестициях, экономической помощи её ресурсов было явно не достаточно, чтобы стать главным экономическим двигателем для их стабилизации и развития.
Во-вторых, даже в кризисном состоянии Россия оставалась важнейшим политическим и экономическим партнером для тюркских государств постсоветского пространства, и несмотря на все попытки Анкара не могла стать полноценным конкурентом Москве за влияние в регионе.
В-третьих, даже турецкие эксперты признают, что на первом этапе Анкара просто не готова была даже для видимости выстраивать отношения с новыми независимыми государствами на равных. Турция изначально рассматривала себя старшим братом для своих партнеров, а культурную, языковую и историческую близость с ними рассчитывала использовать лишь как инструмент для политической экспансии и расширения влияния в регионе.
Естественно, такой подход с самого начала вызвал настороженную реакцию лидеров тюркских республик постсоветского пространства, для которых получение независимости и автономии от центра сразу же приобрело высочайшую ценность. В таких условиях новые государства не готовы были ради языковой и культурной близости жертвовать своим суверенитетом, освободившись из под опеки одного патрона, сразу же бросаться в объятия другого.
Опасения турецких властей прямой конфронтации с Россией из-за военной поддержки Азербайджана в его конфликте с Арменией, которая, в свою очередь, имела политическую и военную помощь со стороны Москвы, также показало ограниченные возможности Анкары по самостоятельным решительным действиям в новом для неё регионе, что также сказалось на её привлекательности как важном партнере.
Несмотря на высокую политическую заинтересованность и выгодное географическое положение, Турция не смогла самостоятельно стать даже для ближайшего своего партнера на постсоветском пространстве, Азербайджана, важнейшим партнером в энергетической сфере. Попытки самостоятельно сформировать архитектуру трубопроводов из Каспийского региона в обход России и Ирана во многом провалились. Подписанное в 1993 году соглашение о строительстве нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан не было реализовано в том формате, который был предложен Анкарой из-за недостаточного политического и экономического влияния Турции. Только спустя несколько лет, когда данный проект был выбран в качестве приоритетного консорциумом западных компаний по освоению ключевого нефтяного проекта в Азербайджане «Азери-Чираг-Гюнешли», а к его реализации подключились ключевые нефтяные мейджоры, началось его строительство. Конечно, Турция в итоге стала одним из бенефициаров и участников проекта, так как нефть шла через территорию республики и финальной его точной был глубоководный турецкий порт в Средиземном море – Джейхан.
Также провалились попытки Турции организовать экспорт казахстанской нефти на мировые рынки через турецкие проекты. Так, на стадии выбора маршрута прокладки нефтепроводов из Казахстана Анкара лоббировала подключение республики к азербайджанским проектам для дальнейшей их транспортировки через турецкую территорию. В 1995 году была подписана Декларация о дальнейшем развитии и углублении сотрудничества между Казахстаном и Турцией. Но в результате в качестве магистрального направления для экспорта нефти из Казахстана был выбран российский проект с конечной точкой в черноморском порту Новороссийск.
Партия справедливости и развития и перестройка турецких подходов к тюркскому миру и странам Центральной Азии
Пересмотр первоначального, достаточного идеалистичного по своему характеру подхода Турции в отношении тюркских государств произошел после серьёзной внутренней трансформации в стране. После прихода к власти Партии справедливости и развития Турции (ПСР) в 2002 году и формирования нового правительства Анкара на первом этапе в целом в технологическом плане продолжала преемственность прежнего курса во внешней политике, но в силу своей идеологической основы в виде исламских ценностей позволила более эффективно использовать мягкую силу, а также религиозную близость с тюркскими государствами в качестве сближающего фактора.
Вместе с тем, как отмечают турецкие эксперты, на первом этапе выстраивания внешней политики при правительстве ПСР приоритетом было продолжение европейской интеграции, а не превращение Турции в региональную державу, субъекта с приоритетом на развитие тесных отношений с тюркскими государствами. При этом ориентированная на запад внешняя политика позволяла Анкаре в отношениях со своими восточными партнерами, особенно на постсоветском пространстве, позиционировать себя в качестве моста и проводника в отношениях с ЕС и США. Отсутствие реальных результатов по интеграции в ЕС и становления признанного участника европейской семьи подтолкнуло турецкое руководства к пересмотру своих приоритетов на международной арене и поиску своего особого места в системе международных отношений.
Одним из приоритетных направлений во внешнеполитической стратегии Турции стали тюркские государства постсоветского пространства. В отличие от предшественников правительству ПСР удалось сделать реальные первые шаги для создания объединения с тюркскими государствами. 3 октября 2009 года была создан Совет сотрудничества тюркоязычных государств (ССТГ или Тюркский совет – авт.), который стал головной для ряда нишевых организаций, таких как Парламентская ассамблея тюркоязычных стран (ТЮРКПА), Международная организация турецкой культуры (ТЮРКСОЙ) и Турецкая академия. Азербайджан, Казахстан, Кыргызстан и Турция стали членами-учредителями. Туркменистан и Узбекистан по разным причинам отказались от вхождения в Совет.
Основным руководящим органом Тюркского совета стал Совет глав государств, Совет министров иностранных дел, Совет старейшин и Комитет старших должностных лиц. Штаб-квартира ССТГ была размещена в Стамбуле. За координацию экономического сотрудничества отвечал Тюркский деловой совет, за культурное сотрудничество Фонд сохранения тюркской культуры с офисом в Баку.
Были у турецкого правительства ПСР и серьёзные просчеты в отношении тюркских государств, которые в целом негативно повлияли на ход формирования общего блока. Так, например, так называемая «футбольная дипломатия» с Арменией и подписание Цюрихских протоколов («дорожная карта» по нормализации отношений между Анкарой и Ереваном – авт.) в апреле 2009 году привело к серьёзному кризису азербайджано-турецких отношениях. Баку воспринял шаги Анкары как предательство их общего подхода к проблемам Нагорного Карабаха, что в итоге заставило Турцию отказаться от планов по восстановлению отношений с Арменией.
В свою очередь, солидарность с критичным западным подходом в отношении жёсткой реакции властей Узбекистана в случае с протестами в городе Андижан на юге республики в мае 2005 года привело к резкому ухудшению узбекско-турецких отношений на несколько лет и отказу Ташкента присоединиться к турецким интеграционным инициативам, по крайней мере, на первом этапе.
Таким образом, в рамках второго обозначенного российскими тюркологами периода Турция, благодаря более прагматичному подходу при лидерстве Р.Эрдогана и его партии ПСР, сумела достигнуть заметного прогресса в выстраивании успешной сети сотрудничества с тюркскими государствами постсоветского пространства, но ряд просчётов, ограниченность ресурсов, а также отвлеченность на более глобальные вопросы международных отношений не позволили Анкаре добиться всеобъемлющего прорыва.
Организация тюркоязычных государств как основной институциональный инструмент внешней политики Турции в регионе
Третий период в отношениях Турции и её партнёров по тюркскому миру, по классификации российских учёных, начался с 2014 года с фокусированием на близких лингвистически и культурно стран в качестве фундамента для поддержания статуса Турции как глобального игрока. Была с более высокой интенсивностью продолжена работа по всем ключевым установленным ранее направлениям сотрудничества в политической, культурной, образовательной и экономической сферах. Безусловным прорывом турецкой политики в отношении тюркских стран постсоветского пространства стало создание Организации тюркских государств. В рамках 8 саммита тюркоязычных государств в ноябре 2021 года Совет сотрудничества тюркоязычных государств (Тюркский Совет) был трансформирован в Организацию тюркоязычных государств (ОТГ).
Турецкое руководство сделало выводы из прошлых ошибок и на уровне ключевых принципов существования организации обозначили «равенство» и «суверенность» каждого из участников союза. Так, генеральный секретарь-основатель Тюркского совета Халил Акынджи в своем программном выступлении обозначил следующее: «Тюркский совет был основан на принципе суверенного равенства и принципе признания и приятия идентичностей. Если киргиз не знает о своей кыргызской идентичности, а казах не знает своей казахской идентичности, или азербайджанец не знает своей азербайджанской идентичности, тогда он/она не сможет осознать тюркскость как свою общую идентичность. Следовательно, наша цель – укрепить нашу общую идентичность, основанную на принципе суверенного равенства».
Функционирование ОТГ предполагает регулярные встречи глав МИД стран-участниц, создание Комитета старших должностных лиц, координации работы официальных правительственных аналитических центров, а венцом этой работы должны стать ежегодные саммиты на высшем уровне.
Как отмечают турецкие эксперты, культурное сотрудничество, основанное на общем языке, культуре и истории, является наиболее эффективным инструментом по сближению и созданию базы для интеграции, многостороннего сотрудничества между государствами-членами. В этом отношении ОТГ успешно установила нормы и ценности среди своих членов на культурной арене. Более того, Турция использует ОТГ для распространения в странах-партнерах своих норм и правил.
Организация создает условия для активизации экономического сотрудничества за счёт координации усилий, реализации совместных проектов в области транспорта, таможни, информационных технологий, энергетики и туризма. По задумке инициаторов, связка Тюркской торгово-промышленная палаты (ТТПП), которая занимается разработкой совместных проектов, с Тюркским инвестиционным фондом развития, отвечающим за финансирование совместных проектов, позволяет создать оптимальные условия для активизации экономических связей в рамках ОТГ.
В сфере политического сотрудничества OТГ создала коллективную идентичность по многим признакам, а взаимодействие между государствами-членами укрепило сотрудничество по политическим вопросам. Так, государства-члены уже начали выступать единым фронтом по ряду вопросов международной повестки дня, например, в рамках голосований на Генеральной Ассамблее Организации Объединённых Наций. Используя нарратив о коллективной идентичности, Турция стремиться сближать позиции партнеров по ОТГ со своими стратегическими целями. Так, в рамках двух последних саммитов организации в ноябре 2022 года в Самарканде и в Астане в 2023 году Турция попыталась добиться от партнеров включения Турецкой Республики Северного Кипра в состав наблюдателей организации, тем самым запустив процесс её признания странами-участницами ОТГ.
В отличие от ССТГ в рамках ОТГ Турция сделала попытку по выработке совместных подходов вопросам безопасности, правда, пока лишь в виде консультации в случае кризисов. При этом, пользуясь наличием организации с «обязательствами» внутри неё, турецкая дипломатия от имени ОТС попыталась продвинуть свои инициативы по нормализации ситуации в Казахстане в ходе массовых протестов в январе 2022 года, а также для урегулирования киргизско-таджикского пограничного конфликта. Важно заметить, что ни первом, ни во втором случае, Анкаре не удалось получить статус реального модератора кризисов или стабилизатора, так как, с одной стороны, для этого у Анкары и её партнеров в отличие от Москвы нет международно-правовой базы, а с другой – ни сама Турция, ни её союзники в реальности не готовы к тому, чтобы, например, турецкие военные появились в регионе Центральной Азии в виде миротворцев. Вместе с тем совсем безрезультативной активность турецкой дипломатии по двум этим кризисам не стала. Миротворческие заявления по киргизско-таджикскому конфликту, а затем последовавшая поездка в регион представителей министерства обороны позволили в итоге продвинуть на киргизский рынок турецкие БПЛА.
Таким образом, можно констатировать, что через активизацию сфокусированной работы, а также последующую трансформацию ССТГ в ОТГ Турция сделала ставку на институциализацию своих взаимоотношений с тюркскими странами постсоветского пространства с целью создания долгосрочной и устойчивой, в том числе международно-правовой, базы для расширения своего влияния и глубину взаимодействия со странами региона, что позволило ей войти в число наиболее важных внешних игроков для Центральной Азии, конкурируя по ряду направлений с Россией, Китаем и Западом.
Инструменты влияния Турции в Центральной Азии и ограничители
В рамках данного раздела мы рассмотрим основные инструменты влияния, сильные и слабые стороны турецкой стратегии и практической политики в отношении тюркских государств постсоветского пространства. Очевидно, что Организация тюркоязычных государств, о которой речь шла в прошлом разделе, в комплексе как зонтичная организация с единым центром управления и формирования идеологии является наиболее эффективным политическим и институциональным инструментом турецкой внешней политики в регионе. Необходимо признать, что уровень интеграции, разработанности юридической и международно-правовой базы, обязательств и гарантий для стран участниц ОТГ несравним с другими региональными организациями, особенно с российским лидерством, таких как ОДКБ с фокусом на безопасность и ЕАЭС с акцентом на экономическую интеграцию. Но на уровне политической «солидаризации», в условиях запроса на четвёртого альтернативного игрока в многовекторной внешней политике стран Центральной Азии Турция со своим «братским» проектом и флагманской организацией ОТГ делает серьёзную заявку на свое видение регионального лидерства.
Фактор личности в стратегии Турции
С учётом высокого уровня персонификации внутренней и внешней политики стран Центральной Азии от межличностных отношений между главами государств зависит заметная часть успехов в продвижении тех или иных геополитических инициатив. В случае с Турцией, которая в своей стратегии апеллирует к «братским» отношениям народов, культурной, языковой близости, этот фактор имеет колоссальное значение. В этой связи можно утверждать, что личность турецкого президента Реджепа Эрдогана, выступая главным лоббистом и вдохновителем сближения тюркских государств, обеспечивает очень заметную часть внешнеполитических успехов Анкары.
Отмечается, что одной из причин такой эффективной лидерской линии Эрдогана является его особый популизм. Он «является примером опытного политика и, более того, прекрасного оратора, владеющего искусством вербальной борьбы и умеющего словом расставить все необходимые акценты. Президент Турции грамотно доносит смысловые посылы практически до всех слоёв населения внутри страны и чётко обозначает свои приоритеты на внешнеполитическом пространстве».
Понятно, что этот инструмент турецкого лидерства в лице президента Реджепа Эрдогана максимально эффективен в политическом ключе, но при этом с точки зрения своего временного разреза имеет серьёзные ограничения. Так, после его ухода с политической арены Турции будет сложно найти достойную замену харизматичному и амбициозному действующему лидеру страны, а значит Анкаре в постэрдогановский период с более молодым и менее опытным лидером будет гораздо сложнее так эффективно продвигать тюркскую интеграцию.
Образование и сети лояльности
В странах Центральной Азии Турция системно подходит к формированию культурных, образовательных сетей для подготовки и продвижения сторонников общетюркской интеграции с сближения с Турцией. Среди них:
Турецкое агентство по международному сотрудничеству и развитию (TİKA),
Международная организация тюркской культуры (TÜRKSOY) , фонды им. Юнуса Эмре, школы Ф. Гюлена, которые после опалы проповедника были либо закрыты и заменены на лояльные Анкаре организации, либо взяты под контроль, и пр.
Среди политико-экономических сетей выделяются: Союз муниципалитетов тюркского мира (Türk Dünyası Belediyeler Birliği, TDBB), Парламентская ассамблея тюркоязычных стран (Türk Dili Konuşan Ülkeler Parlamenter Asamblesi, TÜRKPA), Совет сотрудничества тюркских государств (Türk Dili Konuşan Ülkeler İşbirliği Konsyi), Фонд сотрудничества, братства и дружбы тюркских государств и сообществ (Türk Devlet ve Toplulukları Dostluk, Kardeşlik ve İşbirliği Vakfı, TÜDEV).
ОТГ рассматривает образование, дипломатию, молодёжь, транспорт и туризм как отдельные области сотрудничества и оказывает им особую поддержку на политическом уровне. Так, Союз тюркских университетов инициировал программу обмена Орхун, спортивные игры и студенческий совет. К настоящему времени 17160 студентов и преподавателей уже воспользовались программой обмена Орхун. Более того, 138 дипломатов из стран Центральной Азии приняли участие в программе подготовки младших дипломатов и более 1500 молодых людей приняли участие в международных молодежных лагерях ОТГ.
Школы, финансируемые турецким правительством в бывших советских республиках, стали популярным выбором, в то время как турецкие НПО с явно исламистскими симпатиями начали оказывать значительное влияние на международные отношения Турции. Под ПСР они получили гораздо более широкое признание и даже моральную поддержку. Среди неправительственных организаций движение Феттуллаха Гюлена потеряло свою политическую поддержку и властями Турции была определена как террористическая организация из-за серьёзных политических разногласий с официальной Анкарой в 2014 году и её роли в неудавшейся попытке государственного переворота 15 июля 2016 года. В настоящий момент многие турецкие школы, основанные ранее Гюленом и его организацией, переподчинены Министерству национального образования. Турция также осуществляет программу «Стипендии Турции» для студентов и управляет двумя университетами в Центральной Азии.
Также Турцией запущена академическая программа «Мевляна», которая направлена на укрепление взаимодействия между турецкими вузами и вузами других стран путем студенческого и профессионального обмена. Программа подразумевает возможность студентов и аспирантов в течении одного-двух семестров обучаться за границей, а преподавателям читать лекции от одной недели до трёх месяцев. Результат — не только получение опыта взаимного обучения. «Мевляна» довольно привлекательна с точки зрения стипендий. Если студенты обучаются на бюджетном отделении в каком-либо турецком университете, то их стипендия составляет от 750 турецких лир в месяц (70%), а оставшиеся 30% они получают в конце семестра по результатам их успешного или неуспешного обучения. Другими словами, за один семестр студент получает от 4 тыс. турецких лир — около 750 долларов США.
Экономика, транспорт, энергетика
Экономический инструмент можно назвать самым слабым для Турции. Причин для этого несколько. Турция по сравнению со своими геополитическими конкурентами, в первую очередь Россией и Китаем, не располагает ресурсами для формирования полноценного экономического блока с центральноазиатскими странами. Так, Турция не имеет таких значимых показателей торговли со странами региона и накопленных инвестиций. Несмотря на активизацию в последние годы, турецкие инвестиции в регионе пока носят точечный характер. При этом характерной особенностью турецкой экономической активности в регионе является широкое присутствие в менее капиталоёмком сегменте услуг и сервисов, что с точки зрения визуального присутствия позволяет Турции иметь имидж наиболее важного инвестора в страны региона. Это выражается в присутствии в сфере общественного питания, сферы развлечений, строительства и др., но при этом турецкие компании за редким исключением не выступают инвесторами для крупных, инфраструктурных проектов, их предприятия, как правило, не создают такое количество рабочих мест, что могло бы оказывать позитивное влияние на внутреннюю занятость. Так, накопленные вложения в Казахстане за все время независимости составляют порядка 4 млрд долларов. К слову, это является крупнейшим показателем Турции в регионе. При этом в Таджикистане и Киргизии Турция, согласно статистике, является вторым после Китая инвестором в последние годы. Отмечается поступательный рост торговли между странами Центральной Азии и Турцией, но пока республике не удается стать ключевым торговым партнёром для региональных игроков. Наибольший товарооборот у Анкары в 2022 году сложился с Казахстаном – 4,7 млрд долларов, но это несравнимо с уровнем России 27 млрд долларов и Китаем 24 млрд долларов.
Для Узбекистана по итогам 2023 года Турция стала четвертым по величине торговым партнером после Китая (13,7 млрд долларов), России (9,8 млрд долларов) и Казахстана (4,4 млрд долларов), наторговав на 3.1 млрд долларов [9]. Важным, но не ключевым партнером Турция является для Туркменистана.
Таким образом, по уровню своего экономического влияния и значимости для развития стран Центральной Азии Турция заметно проигрывает своим конкурентам – России и Китаю.
Турция формально вовлечена в реализацию сразу нескольких транспортных инфраструктурных проектов, среди них Срединный (Middle Corridor) и Лазуритовый коридоры, но, несмотря на высокий политический интерес, Анкара так и не стала серьёзным инвестором для этих проектов, а рассчитывает лишь на то, чтобы в конечном итоге стать транзитером грузов для товаров из региона. Вокруг этого в основном и строится публичная риторика участия Турции в транспортных проектах.
Схожая стратегия наблюдается у Анкары в энергетической сфере. Несмотря на то, что Турцию отличает высокая степень зависимости энергобаланса страны от импорта энергоресурсов, турецкие компании являются достаточно пассивными в работе в добывающих проектах за рубежом (есть несколько исключений в виде портфельных инвестиций в крупных проектах без активного технического участия в добыче), а также достаточно пассивный подход к выстраиванию трубопроводных проектов за пределами Турции. При этом благодаря выгодному географическому положению, а также тесной союзнической связи с Азербайджаном даже такая пассивная стратегия позволяет Анкаре
не только обеспечивать себя энергоресурсами из разных источников (Россия, Иран, Азербайджан, Иран + СПГ), но и претендовать на статус «газового хаба» Евразии.
В таких условиях, будучи на перекрестке энергетических потоков, Турция позиционирует себя как важный потенциальный партнёр для экспортеров из Центральной Азии, в первую очередь для Казахстана и Туркменистана, в вопросе транзита энергоресурсов в ЕС и другие важные рынки.
Таким образом, турецкую экономическую модель в отношении Центральной Азии можно обозначить как стратегию продвижения турецких товаров на новые рынки сбыта, обеспечение контрактами сервисных компаний в странах региона, а также обеспечение своей энергетической безопасности за счёт поставок энергоресурсов из региона.
Выводы
Анализируя подходы Турции к странам Центральной Азии, мы можем констатировать, что Анкаре к текущему моменту, после более чем 30 лет проб и ошибок, удалось, наконец, трансформировать свою культурную, языковую и историческую близость со странами региона в политическое влияние. Для этого была проделана большая работа, не всегда настолько успешная, как ожидали турецкие стратеги. Сегодня Анкара – важный политический партнёр для стран Центральной Азии, один из наиболее эффективных игроков в сфере «мягкой силы», благодаря которой Турция становиться участником и бенефициаров внутриполитических процессов в странах региона. Турция также – важный партнер для центральноазиатских стран в вопросе образования, формирования общей культурной, исторической повестки.
Определенному прорыву в турецком подходе к региону способствует напряжённая геополитическая ситуация в мире. В условиях украинского кризиса и возрастания конфронтации между РФ и Западом для стран Центральной Азии и Южного Кавказа привлекательность Турции как альтернативного, относительно нейтрального партнёра в политической сфере, а также альтернативного направления для транспортной и энергетической сфер многократно возрастает.
Наличие платформы ОТГ позволяет иметь серьёзную политическую платформу для системного диалога, базы для координации усилий на международной арене, солидаризации среди тюркских государств. Всё это в целом дает основание Турции выглядеть неформальным лидером тюркского мира. Но при этом время от времени возникают кризисные и конфликтные точки, когда Реджеп Эрдоган, используя свой моральный авторитет, пытается продвинуть выгодные Турции инициативы часто без учёта интереса стран Центральной Азии, например, отмечались многократные попытки в рамках саммитов ОТГ продавить предоставление статуса наблюдателя Турецкой Республики Северного Кипра в организации.
Вместе с тем, несмотря на наличие ОТГ, Турция имеет слабую институциональную и нормативно-правовую базу для содействия региональной безопасности, кроме того, у Турции нет опыта самостоятельных международных миротворческих миссий, что снижает её привлекательность в качестве потенциального гаранта безопасности. При этом Турция, несмотря на всю декларируемую готовность помощи в кризисах, так и не предпринимала практических шагов по вопросам безопасности, что также негативно сказалось на восприятии её как партнёра в сфере безопасности.
В таких условиях мы можем ожидать, что в ближайшей перспективе под лидерством Эрдогана Турция продолжит попытки усиления своего влияния в регионе, в том числе будет продолжать искать возможности продвинуть себя как потенциального гаранта безопасности для стран Центральной Азии.
Вместе с тем в более отдаленной перспективе, с уходом Эрдогана из политики, вероятно определенное снижение важности Турции и её возможностей для поддержания статуса важного внешнего игрока для региона.
Станислав Притчин,
кандидат исторических наук, заведующий сектором Центральной Азии Института международных отношений и мировой экономики РАН