Центр евразийских исследований СПбГУ, Центр евроазиатских исследований ИМИ МГИМО и Информационно-аналитический центр Ia-centr провели очередной ситуационный анализ на тему «Возможные сценарии поведения США: Центральная Азия, Средний Восток, Южная и Юго-Восточная Азия».
В дискуссии приняли участие К. А. Лихачев — доцент кафедры теории и истории международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета, эксперты Центра геополитических исследований «Берлек-Единство» из г. Уфы, А. Р. Сулейманов и А. В. Чекрыжов, В. В. Михайлов — директор Центра изучения региональных угроз из г. Ташкента, старший научный сотрудник Института государства и права АН РУз, Р. Р. Назаров, директор Таврического информационно-аналитического центра из г. Симферополя, А. В. Бедрицкий, научный сотрудник ИСАА МГУ им. М. В. Ломоносова и руководитель проектов Фонда поддержки публичной дипломатии им. А. М. Горчакова, Д. В. Сапрынская, шеф-редактор и создатель интернет-портала Antiterror Today, О. А. Столповский из г. Воронежа, заведующий кафедрой МЭМОиП НГУЭУ и руководитель Сибирского общества международных исследований из г. Новосибирска Д. А. Борисов, М. О. Дмитриева — доцент кафедры международных отношений Дальневосточного федерального университета из г. Владивостока, А. А. Перминова — научный сотрудник Центра центральноазиатских исследований Института Китая и современной Азии РАН, Н. Я. Гулам — младший научный сотрудник Лаборатории регионоведения МГИМО МИД России, Н. И. Кузьмин — главный эксперт Института общественной политики политической партии Amanat, и А. Т. Тажибаев — директор Центра аналитических исследований «Евразийский мониторинг», из Казахстана.
Про Афганистан
Инициатор ситуационных анализов и модератор дискуссии — ведущий научный сотрудник Центра евроазиатских исследований ИМИ МГИМО МИД России А. А. Князев открыл дискуссию: «Хочу контурно обозначить три, на мой взгляд, возможных сценария развития событий через призму возможных действий США по дестабилизации региона: негативный и позитивный, связанные с Афганистаном, и третий, условно «неафганский».
В пользу негативного сценария есть беспокоящие сигналы. Сначала бывший советник по национальной безопасности Джон Болтон заявляет, что в случае, если Дональд Трамп приходит к власти, США пересмотрят своё отношение к афганской оппозиции, той, которая сидит сейчас в западных странах с тем, чтобы оказывать ей помощь. Затем республиканцами вносится в Конгресс законопроект «Закон о недопущении признания террористических государств», который констатирует непризнание федеральными органами власти США правительства талибов, которые признаются зарубежной террористической организацией и спонсором терроризма. Что это может означать? США могут начать финансировать эту оппозицию, которая в свою очередь запустит эскалацию военных действий в Афганистане. И мы получим полный набор угроз и рисков, которые мы уже проходили, получим эдакое дежавю 1990-х годов. Хватит ли у американцев и европейцев для этого ресурсов? Думаю, что вполне, война с использованием прокси в Афганистане не настолько технологична и не настолько финансово затратна, как, скажем, война, идущая на Украине.
Позитивный сценарий подразумевает, что будет продолжаться относительно стабильная неопределенность, которая началась с августа 2021 года. Страны региона будут сотрудничать с существующим правительством, вопрос признания или непризнания которого уже не особо принципиален, поскольку де-факто признание со стороны большого круга стран, оно уже де-факто состоялось.
Третий вариант — это необязательно Афганистан, это дестабилизация какой-то из стран Центральной Азии. За несколько месяцев до событий в Каракалпакстане в 2022 году мы говорили о том, что там дестабилизация может провоцироваться на этнической основе. Есть Горный Бадахшан, есть Ферганская долина, есть Западный Казахстан… При желании можно влить небольшие деньги в активизацию конфликтогенного потенциала, а таков достаточно велик, через различные НПО и СМИ. Есть ещё индо-пакистанские отношения, есть ещё индо-китайские отношения, есть китайский СУАР. Но, на мой взгляд, такие конфликты могут быть более-менее быстро купированы, поэтому я их выделяю как сюжеты отдельного сценария, наиболее же масштабная вероятность эскалации нестабильности относится всё-таки к Афганистану».
Продолжил Олег Столповский: «Согласно стратегии национальной безопасности США, Россия рассматривается как противник, а значит, в любом регионе все действия США нужно рассматривать, исходя из того, что они направлены в первую очередь на нанесение какого-то ущерба России. На фоне антиталибских действий Республиканской партии, нужно отметить, что нынешняя администрация Джо Байдена, наоборот, заявляет о том, что, возможно, необходимо усилить акцент на сотрудничестве с движением «Талибан». В частности, недавно рассматривался вопрос об усилении обмена разведывательными данными по поводу террористических организаций, которые окопались на территории Афганистана. Для чего американцам это нужно? Во-первых, для того, чтобы каким-то образом восстановить свои утраченные позиции, это понятно. Во-вторых, я считаю, эти усилия направлены на внесение раскола в руководстве движения «Талибан», которое стремится к расширению своего международного признания. Хотя формально юридическое признание действительно носит уже скорее ритуальный характер…. Одно только заявление президента России В. В. Путина о том, что талибов сейчас нужно рассматривать как союзников в антитеррористической борьбе, о многом говорит. В контексте противоборства с Россией, КНР, Ираном эта политика российского и китайского руководства, руководства стран Центральной Азии и Ирана, которые достаточно активно поддерживают контакты с движением «Талибан», Белому дому не может нравиться. И поэтому им нужно каким-то образом если не перетянуть на свою сторону руководство движения «Талибан», то, по крайней мере, внести в него раскол, чем рыхлее ситуация в руководстве, тем легче манипулировать ситуацией в стране. Ситуация, которая существует в данный момент в Афганистане, направлена на то, чтобы процессы стабилизации и восстановления приняли долгосрочный характер, соответственно, американцы хотели бы этим процессам помешать».
На вопрос Кирилла Лихачева: «Учитывая определенные фракционные противоречия режима талибов, возникает вопрос о том, насколько возможна дестабилизация правления талибов через внешнюю поддержку их противников. И в данном случае не важно, идёт ли речь об «ИГИЛ-Хорасан» или какой-то другой группировке. Меня особо интересует ваше мнение о роли и возможностях «Фронта за свободу Афганистана» Ясина Зия. Действительно ли эта группировка сейчас набирает мощь или это всё-таки больше пропагандистский проект? Возможна ли её приоритетная поддержка со стороны западных спецслужб или просто финансирование в рамках поддержки любой антиталибской оппозиции?», ответил Александр Князев: «Все эти фронты в преобладающей мере медийные. В провинции Баглан как-то был случай, когда боевики другого подобного фронта захватили небольшой кишлак, не имея сил для его удерживания, они повесили флаг своего фронта, наснимали видео, развесили все эти видео в интернете и ушли. Бываете такое. В последнее время «Фронт за свободу Афганистана» более активно проявляет себя в проведении террористических актов. Я именно так это называю: скажите мне, чем отличается диверсионный акт, что вроде как-то благородно звучит, от террористического? А ничем. Если случится американская поддержка этой оппозиции, они могут выбрать Ясина Зия. Другой из раскрученных лидеров оппозиции — Ахмад Масуд — человек, связанный с Великобританией. Я знаком с Ясином Зией, встречались в Кабуле, он учился в США и был с американцами тесно связан всё время присутствия США в Афганистане. Он достаточно молод, и есть ощущения, что они его готовили к будущему использованию, поэтому, если случится, вложатся, скорее всего, как раз в него».
Александр Князев уверен, что, «если сейчас дадут деньги Ясину Зии, это совсем не будет означать, что Ахмад Масуд его поддержит, что его поддержат хазарейцы, узбеки, кто-то из пуштунов. Это будет просто ещё более высокий уровень хаотизации и конфликтности. Я думаю, что неспособность тех, кто позиционирует себя как антиталибские силы, действовать консолидировано — это одна из причин того, почему в Пекине, в Москве, в Ташкенте, в Тегеране всё-таки сегодня делают ставку именно на «Талибан». А движение талибов — это, на мой взгляд, редкий в истории последних десятилетий случай, когда критически важная часть афганского общества относительно консолидирована и управляема. До талибов на подобное была способна НДПА, после неё такого общестранового актора не было в Афганистане. Когда говорят про антиталибский Северный альянс 1990-х, это было несколько партий, которые объединялись на короткие промежутки времени, но потом ещё и неоднократно воевали друг с другом».
Про «Вилаят Хорасан»
Олег Столповский: «В плане версий развития ситуации в Афганистане я хотел обозначить ещё такой фактор, как «Вилаят Хорасан». На мой взгляд, растущая частота упоминаний об этой организации в медийном пространстве последнее время достаточно неслучайна. Заинтересованные силы просто пытаются создать новое пугало на замену ушедшим в небытие ранее существующим, это была «Аль-Каида», потом ИГИЛ, тот, который действовал на территории стран Ближнего Востока. Безусловно, какое-то количество боевиков продолжает находиться на территории Афганистана, но какой-то особо реальной силы они не представляют. Да, работают их информационные центры, наподобие украинских ЦИПсО, где они часто признаются во всех преступлениях, что я, например, воспринимаю немножко скептически. И постоянно говорить о том, что Афганистан превратился в территорию, где «ИГИЛ-Хорасан» поднял голову, и сейчас это самое злостное зло, которое существует в мире, я бы не стал. Хотя это пытаются так и представить. Для этого и формируется соответствующий информационный фон, регулярно появлялись новости о вот-вот готовящихся атаках именно «Вилаят Хорасан», особенно в преддверии и на самих Олимпийских играх в Париже. Кто-то может объяснить, почему именно в этом должен принимать участие «Вилаят Хорасан», а не другие филиалы ИГИЛ по зонам своей ответственности? Ведь в зону «Вилаят Хорасан» входят АфгПак, страны Центральной Азии и Иран, но никак не Западная Европа.
На данный момент по миру существует 8–9 филиалов ИГИЛ, которые разбросаны по географическому признаку. И наибольшая активность проявляется на Африканском континенте, где сосредоточены «ИГИЛ-Сахель», «ИГИЛ — Центральная Африка», «ИГИЛ-Сомали» и так далее. А «ИГИЛ-Хорасан» нужен для чего? Для того, чтобы на фоне его образа иметь возможность убедительно доказывать необходимость расширения взаимодействия между США и центральноазиатскими странами, чтобы одновременно их и пугать, и предлагать свою помощь. Американцы на протяжении последних лет неоднократно пытались каким-то образом вернуться в Центрально-Азиатский регион, откуда они вынуждены были уйти. Недавно вроде бы была достигнута договорённость о том, что в провинции Хайбер-Пахтунхва или в Белуджистане, в Пакистане, американцы откроют свою военную базу. Функционал её будет заключаться в контртеррористической борьбе против боевиков ТТП («Техрик-е Талибан Пакистан»), того же «ИГИЛ-Хорасан» и тому подобное. То есть американцы пытаются вернуться в этот регион. Сколько было сообщений о том, что беспилотники или вдоль границ Афганистана, или над его территорией летают, агентурные возможности у них тоже наверняка сохранились… А ещё, по некоторым данным, американцы, когда покидали Афганистан, оставили так называемые биологические закладки, которые в час X могут быть приведены в действие, и регион столкнется с биологической угрозой, этого тоже нельзя исключать».
Виктор Михайлов не согласен с тем, что «ИГИЛ-Хорасан» — это просто жупел: «Во-первых, члены «ИГИЛ-Хорасан» совершили серию террористических атак: в Афганистане, Иране и России, жертвами которых стало большое число мирных граждан этих стран. Во-вторых, целая серия террористических актов была предотвращена в Европе, когда спецслужбам нескольких государств удалось задержать граждан стран Центральной Азии, позиционирующих себя как члены «ИГИЛ-Хорасан», которые проникли в Европу из России, используя Беларусь и Украину, как транзитные государства. Среди арестованных — граждане Таджикистана и Киргизии, и у следователей есть достаточные основания утверждать, что подозреваемые действительно готовили теракты от имени «ИГИЛ-Хорасан». Всё это и многое другое свидетельствует о том, что лидеры МТО, их идеологи очень грамотно реализуют программы по радикализации, в первую очередь молодёжи стран Центральной Азии. А профилактика такой радикализации с последующей вербовкой малоэффективна.
Многие эксперты стран Центральной Азии считают, что основная причина радикализации молодёжи — экономические проблемы, с которыми сталкиваются молодые граждане наших стран. Но такая проблема лишь часть более общей проблемы, с которой сталкиваются правоохранители и общество. Главная проблема кроется в идеологической эффективности сторонников международных террористических организаций. Примером несостоятельности объяснений только лишь экономическим фактором радикализации и вербовки граждан, например Узбекистана, является список лидеров, полевых командиров таких организаций, как «Исламское движение Туркестана», «Союз исламского джихада», «Катибат Имам аль-Бухари», «Тахид ва джиход», которые в большинстве своем имели/имеют хорошее образование и были представителями успешных семей. Это означает, что необходимо повысить уровень профилактики именно в сфере радикальных воззрений. Это огромная и обязательно совместная работа заинтересованных стран региона».
Кирилл Лихачев: «Мне тоже кажется, что недооценивать деятельность «Вилаят Хорасан» не следует, несмотря на то, что мы по-разному можем воспринимать количество публикаций и их тональность в западных СМИ. Тем не менее их растущая террористическая активность в последние полтора года заметна, и не только в Афганистане… Согласно теории рационального выбора, в условиях отсутствия иных альтернатив для поддержания достойной жизни в крайне сложных социально-экономических условиях выбор в пользу терроризма зачастую является полностью прагматичным шагом, не зависящим от идейных взглядов, особенно на низовом уровне. Однако, когда такой выбор подкрепляется популярными радикальными идеологическими концепциями, то и уровень вовлечённости людей в террористическую деятельность повышается, так как они уверены, что борются за высшую справедливость против «отступников» и всех, кто их поддерживает. Поэтому роль идеологии чрезвычайно важна в формировании и укреплении радикальных экстремистских группировок. При этом даже поверхностный анализ показывает, что члены джихадистских террористических группировок среднего уровня или руководящий состав в большинстве своем имеют хорошее образование и могут быть отнесены скорее к среднему классу. То есть бедность и безальтернативность не являются основными причинами перехода к террористической деятельности. Показателен в данном случае феномен террористов «третьего поколения» в развитых и благополучных европейских странах, когда граждане этих стран, являющиеся потомками переселенцев из стран Ближнего Востока, Южной или Центральной Азии, не находят себя в равных условиях с коренным населением даже в третьем поколении. И запрос на справедливость приводит их в ряды сторонников радикалистских идейных догм, которые можно трактовать очень по-разному в разных контекстах, исходя из интересов тех, кто эти догмы пропагандирует. И подобный запрос может быть характерен для любых стран в случае, если определенные социальные группы и слои населения находятся в ущемленном положении и их интересы подавляются доминирующей группой. Именно поэтому ситуация с противостоянием талибов и их противников из «ИГИЛ-Хорасан» имеет крайне деструктивный потенциал для стабильности в Афганистане даже без вовлечения внешних сил».
Про Узбекистан
Виктор Михайлов: «После 2016 года американская риторика в оценках уровня религиозной свободы в Узбекистане изменилась. Позитивные изменения зафиксированы многими мониторинговыми организациями, в первую очередь из США. Однако не всё так просто. Например, очередная мониторинговая группа, которую знакомили со статистикой роста числа мечетей, показывали службу, Джума-намаз, знакомили с обучением в Исламском университете, с работой Центра исламской цивилизации, всё-таки считает, что в Узбекистане необходимо разрешить официально регистрировать религиозно-экстремистские организации, чья деятельность в стране запрещена решениями судов. Такая позиция касается не только регистрации религиозных экстремистских организаций, но и якобы преследований радикально настроенных имамов, пытающихся использовать ислам как политическую силу.
Религиозный фон в стране меняется. Качели религиозной свободы после долгих запретов качнулись в другую сторону. Мы сейчас стали использовать словосочетание «талибанизация молодёжи». Молодёжь меняется и обсуждает в социальных сетях то, что раньше было под полным запретом. Часть молодёжи, следуя радикальной пропаганде, начинает говорить о том, что музыка, танцы — харам, призывая к другим религиозным приоритетам. Некоторые идеологические центры, используя социальные сети, всё больше политизируют религию. Такая работа достаточно эффективна среди трудовых мигрантов, как известно, больше всего подверженных различным уязвимостям.
Вообще, я должен сказать, что те, кто изучает Узбекистан, очень мало знают о том, как думает и рассуждает молодёжь, какие идеи ею движут. У нас недавно был опубликован список из 40 «лидеров общественного мнения» — в основном блогеров с огромной аудиторией последователей. Часть из них с большой эффективностью использует религиозную тематику. Если присмотреться к биографиям некоторых из этих «лидеров», то можно удивиться, что их приглашают в США читать лекции за солидные гонорары. Смешно звучит, когда люди невысоко образованные приезжают в США читать лекции, но гранты они всё-таки получают, да и на молодёжь в Узбекистане влияют. Такая борьба за религиозные «свободы», за радикально-экстремистскую идеологию в случае успеха приведет к тому, что в Центральной Азии начнет бурлить «исламистский» котёл, в самом подбрюшье Китая — с его проблемами в СУАР, и России — с многочисленными проблемами с трудовыми мигрантами. Уже упомянутое молодёжное понимание религии, её радикализации в таком случае будет основным фактором такого бурления».
Про Америку
Артур Сулейманов: «Нужно обратить внимание на два очень принципиальных момента, которые сегодня определяют внешнеполитический курс США. Первое — это то, что изменилась реально стратегия: если в советское время США больше придерживались стратегии сдерживания, то сегодня это стратегия удушения. США применяют весь комплекс действий, начиная от ненасильственных и переходя к военно-техническим решениям вопросов. И если говорить про мотивацию США в дестабилизации регионов, то нужно, наверное, рассмотреть внешнюю политику США за последние 30 лет и определить некую точку невозврата, когда мы достигли нынешней полной эскалации. Американцы всегда ведут двойную игру. Есть то, что выносится на публичное обсуждение, есть какие-то системные вещи. И если посмотреть итоги Вашингтонского юбилейного саммита НАТО, то мы увидим, что в его итоговой резолюции содержится очень много важных моментов, помимо ритуальных вещей, которые касаются Украины. Первая: американцы впервые связали все угрозы, которые они видят для себя. Это Россия, естественно, это Беларусь, это Китай, это Северная Корея и это Иран. И впервые они говорят о том, что вот эти пять стран — враги США и будут, естественно, блокироваться со стороны США и со стороны коллективного Запада.
Второй момент, на который мне тоже хотелось бы обратить внимание, это риторика в отношении Европы. Политическая субъектность элит Европы на сегодняшний момент отсутствует, но этого сегодня для США мало. США сейчас будут требовать от Европы повысить некую военно-техническую подготовленность. Если раньше страны выделяли на развитие ВПК примерно 2 % своих бюджетов, то за все 30 лет, в которые Европа не вкладывалась в развитие своей военной техники, будут вложены сейчас, и европейцы пойдут на это. Третий важный момент: американцы и НАТО хотят совершить технологический рывок. И технологический рывок они хотят совершить не на основе того, о чём сегодня принято говорить, — цифровые технологии, искусственный интеллект, нейросети, это всё понятно. В основе всё-таки будут лежать биотехнологии, это биолаборатории по всему миру, которые они развивают, это квантовая технология, и это будет сегодня на первом месте.
Ну и США повышают ставки и в отношении ядерного вооружения, они будут заниматься оптимизацией, адаптацией ядерного вооружения. Причем это коснётся не только отдельных ядерных, там боеголовок, наращивания их количества, это коснётся фундаментальных вещей ядерного вооружения. Начиная от боеголовок и заканчивая военно-техническими доктринами, политическими документами, я боюсь, что это тоже вот некая современность. США увидели вызов их гегемонии. И этот вызов требует глобальных ответов. И эти ответы тоже будут. Может быть, мы до конца не осознаем, но это может привести только к вопросу выживания и существования: либо НАТО, либо Россия, либо это перейдёт к какой-то новой переговорной практике.
Поэтому если мы говорим о дестабилизации, то в каждом регионе у США есть своя какая-то стратегия. Если мы говорим про Кавказ, мы видим, что там происходит. Это антироссийская политика Никола Пашиняна, которую мы сегодня, к сожалению, наблюдаем при всех евразийских интеграционных успехах. Что касается Центральной Азии, я соглашусь с коллегами, здесь наиболее вероятна активизация деструктивных элементов на религиозной почве, это экстремисты, террористы, это фактор Афганистана. Но здесь я думаю, что НАТО может и не появиться, потому что при возникновении таких угроз, прежде всего, центральноазиатские страны обратятся в ОДКБ или к России».
Александр Бедрицкий: «Для начала следует выделить ключевые региональные государства, от которых зависят и позиции США в регионе, и в конечном счёте конфигурации евразийской системы, даже не знаю, как её правильно назвать, безопасности или опасности. Это, конечно же, Россия, Турция, Иран, Индия и Китай, наверное, также надо упомянуть Северную Корею. Основная задача США заключается в том, чтобы не допустить создания каких-то устойчивых и надёжных даже не блоков, а систем взаимодействия между этими государствами. Ну, например, есть попытки США втянуть Индию в антикитайские проекты, в том числе привязать Индию к AUKUS. Тем не менее между упомянутыми странами уже начинают складываться пока рыхлые коалиции, противопоставляющие себя США, наиболее серьёзная из них — Россия, Иран, Северная Корея, Китай пока держится особняком. Понятно, почему эта коалиция не до конца оформлена: государства разные, преследующие во многом разные цели и разделяющие разные ценности, но отрицать сближение интересов невозможно. В этих условиях одна из задач США — не допустить более жёсткой привязки Китая к такой антизападной коалиции.
Естественно, что все прочие страны региона в этой ситуации в значительной степени являются объектами, нежели субъектами разворачивающегося противостояния, и США активно стараются работать с элитами этих стран второго эшелона. Это очень чётко прослеживается на примере центральноазиатских республик. В Казахстане США налаживают работу с системной молодёжью, поддерживают и расширяют связи с людьми в государственных структурах и бизнесе, которые так или иначе прозападно настроены и которых можно вписать в дальнейшем в орбиту своего влияния. В Узбекистане, где американские и вообще западные позиции ограничены, предпринимаются попытки находить отдельные направления, по которым руководство страны охотно идёт на сотрудничество, в первую очередь, в вопросах противодействия коррупции, куда запускают и американцев, и европейцев. В Киргизии работа ведётся и с политическими структурами, и с НПО, получающими подпитку со стороны Запада.
Хотим мы или не хотим, логика существования постсоветских стран в целом и Центральной Азии в частности определяется необходимостью обосновывать свою независимость. Это обоснование начинало выстраиваться на том, что они отличны от Российской империи, от Советского Союза, от современной России. Эта позиция обоснования независимости активно сейчас используется и США, и Великобританией, которые продвигают антиколониальную тематику, подразумевая, что Россия, в разных формах своего существования, осуществляла в Центральной Азии колониальную политику. В любом случае, даже в том случае, если в регионе не возникнут новые очаги конфликтов — а тут бы я выделил опасность пограничных конфликтов в треугольнике Таджикистан — Киргизия — Узбекистан, при сохранении текущих тенденций, при отсутствии каких-то контрдействий со стороны России, следующее поколение, а это вопрос 5–10 лет, будет сформировано в откровенно антироссийском духе, и именно эти люди потом будут определять направление дальнейшего развития этих стран. Примером может служить Украина, где за 8 лет, с 2014 по 2022 год, было воспитано целое поколение в откровенно антироссийском духе».
Денис Борисов: «Если говорить о США, то понятно, что это лидер западной цивилизации, который в конечном итоге усвоил и воспроизводит все наиболее сложившиеся стратегические практики управления международными взаимодействиями. Во главе угла американской внешнеполитической доктрины находятся корпоративные интересы, которые определяют специфику внешней политики на глобальном, региональном и национальном уровнях. Если говорить о ключевых формах активности, то это классический Маккиавели: «Пистойю надо удерживать раздорами, а Пизу — крепостями». В 1990-х — начале 2000-х в качестве «крепостей» в Центральной Азии для США выступали такие опорные площадки, как Афганистан и Пакистан. Однако в силу последних изменений, потенциал военно-политического контроля и поддержки своей деятельности на территории Центральной Азии у США стал значительно меньше. При этом экономическая власть США остается доминирующей силой современной мировой политики и экономики, что сохраняет возможности для политики «раздора». Власть денег как она есть.
Стратегические документы США по большому счёту за последние 25 лет мало чем изменились. Последняя концепция стратегии США в Центральной Азии мало чем отличается от установок середины 1990-х. Система региональных связей находится в той диспозиции, которая для США приемлема. Можно коротко пробежаться по основным позициям. Первый пункт — поддержка независимости и суверенитета. Понятно, речь идёт в контексте того, что страны региона не должны уходить в какие-то альтернативные антиамериканские институциональные блоки. Политика многовекторности официально остается мейнстримом в странах Центральной Азии, что подразумевает защиту американских интересов в регионе. Более того, сегодня уже говорили об «антиколониальном дискурсе», который остается в общественно-политической повестке стран региона со своей устойчивой социальной базой поддержки: имеется прослойка и политиков, и интеллектуалов, и общественных активистов, которые занимают открытые либеральные прозападные позиции, — это и есть главный маркер независимости и суверенитета, с точки зрения американской стороны. Второй пункт — обеспечение доступа к свободным рынкам и включение стран региона в западные финансовые институты. И здесь тоже всё в порядке. Американский и западный капитал вполне вольготно себя чувствует на территории стран Центральной Азии: без проблем заходит в маржинальные добывающие отрасли, без проблем выводит сверхприбыли. Третий — интеграция в евро-атлантический диалог по безопасности. Программа НАТО «Партнёрство ради мира» существует, страны региона являются её участниками, проводятся учения, закупается западное оружие, распространяются натовские военные практики управления. Здесь тоже всё нормально.
В общем, все стратегические пункты внешней политики США, которые связаны с Центральной Азией, плюс-минус выполняются. И поэтому, на мой взгляд, для США вполне комфортна та ситуация, которая сейчас имеется в регионе. Соответственно, задач что-то дестабилизировать, если все последние 25 лет интересы американских компаний неприкасаемы, не ставится. Ключевой маркер — это сохранение соглашений о разделе продукции, пока они соблюдаются, американские корпорации — а значит, и внешняя политика США в Центральной Азии — будут придерживаться модели поведения «улыбаемся и машем». У США нет резона радикально обострять ситуацию в регионе, в лучшем/худшем случае могут быть какие-то локальные «пакости» для поддержания необходимого градуса напряженности в духе «разделяй и властвуй». Как говорится, цивилизационная деформация, по-другому уже не могут».
Николай Кузьмин: «Я хотел бы присоединиться к этому мнению и сказать, что да, США не демонстрируют каких-то намерений дестабилизировать ситуацию в Казахстане, как минимум в Казахстане. Скорее речь идёт о подготовке новой элиты, элиты, которая разделяет западные ценности, которая терпима к ЛГБТ-пропаганде и разделяет именно западные взгляды на текущие международные события, то есть прежде всего на войну на Украине. Вот в качестве примера могу сказать, что есть школа аналитики под патронажем Сената парламента Казахстана, в которой молодым людям, которые уже находятся на государственной службе, читают лекции. Так вот, из российских экспертов им читают лекции особенные политологи, они вроде бы и россияне, и в то же время они транслируют антироссийскую позицию или антикремлевскую. В итоге — да, политическая элита в Казахстане как минимум меняется. Экономические интересы США пока не оспариваются в Казахстане. Но случается и что-то вроде троллинга. Не так давно политическая партия «Ак Жол» и одна из ассоциаций предпринимателей выступили с обращением к президенту с просьбой раскрыть содержание соглашений о разделе продукции (СРП) и пересмотреть их содержание. Видимо, эта петиция наберет требуемые 50 тысяч голосов для того, чтобы её потом вынесли на рассмотрение, будет создана рабочая группа, её будут рассматривать — долго и безрезультатно. Нынешняя элита Казахстана привязана к Западу через своих детей, через свои счета в банках Лондона или Люксембурга, поэтому что-то менять для США смысла нет. При том, что для США этот регион не является жизненно важным. Это не Восточно-Китайское море, это не Тайвань. Вот там да, там всё действительно для США важно. В Конгрессе даже нет какой-то лоббистской группы по Центральной Азии».
Про Азию
Кирилл Лихачев: «Если посмотреть на то, каким образом выстраивается ситуация с нестабильностью в странах Центральной и Южной Азии, то мне достаточно близка точка зрения, согласно которой основная активность США развивается в рамках теории «управляемого хаоса». Суть этой ненаучной теории заключается в создании условий для развития определенного уровня дестабилизации в тех странах и регионах, где такое положение помогает реализовать внешнеполитические интересы США. Целью же в данном случае является противодействие геоэкономической экспансии Китая и проектам, которые позволят соединить логистические маршруты из Китая в европейские страны. В особенности это касается сложностей в реализации китайской Инициативы «Пояса и пути» через Пакистан или Афганистан при поддержке Ирана.
Индия же в данном случае является для Вашингтона приоритетным направлением в стратегии выстраивания антикитайского блока стран в рамках форматов Quad, AUKUS и др., которые имеют явный антикитайский или скрытый антикитайский смысл. При этом вся внешняя политика Индии, как и у множества других государств, характеризуется прежде всего политическим прагматизмом в выстраивании любых отношений. Приоритеты политики Нью-Дели направлены на получение выгоды от своих отношений со всеми стратегическими партнёрами, и неважно, каков уровень противоречий и конфликтности у этих стран между собой. То есть внешняя политика Нарендры Моди — это, на мой взгляд, прагматизм с элементами торга, который ему очень хорошо удается ввиду стратегической важности Индии для США в контексте американо-китайских противоречий».
Марина Дмитриева: «Говоря о политике США в Евразии вообще, необходимо обратить внимание на те геополитические конструкты, которые предлагаются Вашингтоном. Вот про Большую Центральную Азию многие знают, и мы уже обсуждали этот проект. Но есть и менее распиаренные, например, CAMCA (Central Asia-Mongolia-Caucasus-Afghanistan) Regional Forum. США продвигают проведение этого регионального форума, который позиционируют как некую неполитическую площадку, на которой молодые лидеры общаются друг с другом с целью в дискуссиях найти способы продвижения экономического роста. Организаторами этого форума являются Институт Центральной Азии и Кавказа и Фонд Рамсфельда. А идеологом выступает известный нам профессор Фредерик Стар. Его риторика остается прежней, основная цель — отделение региона от России и Китая. В этом году этот форум проходил в Бишкеке, и Стар говорил, что, дескать, уже скоро влияние России и Китая будет снижаться. Эти империалистические державы, как он назвал Россию и Китай, ослабеют. И странам необходимо уловить этот момент, чтобы сплотиться и вместе воплотить в жизнь экономический прорыв. Ведущим региональным проектом называется торговый маршрут Срединного коридора, который, как известно, проходит в обход России. Следующий этот форум будет проводиться в 2025 году в Улан-Баторе, в Монголии. То есть стоит обратить внимание и на Монголию тоже, потому что, как мы видим, как и Афганистан, США пытаются прицепить её именно к Центральной Азии, хотя и к Тихоокеанскому региону тоже, что тоже интересно в другой их стратегии. Монголия тоже ведёт себя в поиске третьего соседа, как известно, Россия и Китая являются традиционными её партнёрами. Но у них так реально прописано, что должен быть третий сосед. В основном это были Южная Корея, Япония, сейчас США пытаются застолбить это место. Как бы то ни было, в любом случае Монголия — это удобное место, чтобы подпортить жизнь России и Китаю… Стоит обратить внимание на рост американских неправительственных организаций в этой стране и каким-то образом противодействовать этим влияниям».
Александра Перминова: «Всё-таки, если мы говорим о каких-то реальных сценариях дестабилизации, основная арена возможной дестабилизации с участием Китая, с участием США — это, безусловно, АТР, Юго-Восточная Азия, Южно-Китайское море. Мы сегодня уже частично затронули деятельность QUAD+ и AUCUS, но на самом деле, несмотря на то, что сегодня в разных дискурсах обсуждают возможные негативные тенденции в отношениях КНР с Филиппинами, с Мьянмой, всё-таки, как мне кажется, основной проблемой остается Тайвань. Если сравнивать Юго-Восточную Азию и сценарий поведения там США и Китая и Центральную Азию, кажется, что здесь тоже конфликт вероятен. Безусловно, Юго-Восточная Азия всё-таки и для Китая и США обладает большим значением, и китайские коллеги тоже не раз говорили, что, безусловно, для США, за исключением, наверное, Казахстана, Центральная Азия не обладает как таковым уникальным значением, экономическим в том числе. Но является важной частью политики по противодействию Китаю и России. И как раз с точки зрения противодействия КНР какие здесь есть сценарии? Это опять же не конкретное столкновение. И это не увеличение взаимодействия со странами региона в сфере безопасности, если мы сравним, Турции намного больше в сфере безопасности в Центральной Азии, чем Китая, и эта тенденция не будет меняться. Китай не собирается выходить на какие-то открытые конфликты, столкновения в регионе, это абсолютно не является ни приоритетом, ни каким-то отражением китайской внешней политики.
Что касается США, то это, безусловно, противодействие России, по Китаю более идеологическое, потому что опять, раз в экономике нет большого интереса, то есть попытки по некоторым странам содействовать негативизации китайских проектов по добыче полезных ископаемых. Мы это видим по деятельности проамериканских СМИ. Почему идеологический фронт противодействия Китаю основной — всё-таки потому, что это основная сфера влияния США. Мы с коллегами недавно анализировали данные по foreign assistance, которые дают непосредственно американцы, и это рост на несколько десятков процентов. То есть там 50 миллионов долларов на Узбекистан, 25 — в Казахстан, в Туркменистан — порядка 4 миллионов, это именно foreign assistance, или по-русски мы её переводим как помощь в содействии развитию. В Киргизию — около 43 миллионов, в Таджикистан — от 55 до 63. Тут тоже сетка приоритетов видна. И именно идеологическое направление будет преобладающим».