Реставрация режима талибов после 20-летнего западного присутствия на афганской земле внесла коррективы в формирование устойчивого развития Центрально-Азиатского региона. Изменения коснулись прав женщин, которые лишились большей части свобод, образования, экономики, медицины, развлечений и религии. Какие изменения произошли в афганском обществе за этот период? Является ли Афганистан по-прежнему угрозой для региона и каковы интересы развитых стран в этой стране?
В эксклюзивном материале PLOV.PRESS ведущий научный сотрудник Института международных исследований МГИМО МИД России Александр Князев.
Американские войска покинули Афганистан три года назад. Как изменилось с тех пор управление страной? По каким индикаторам лучше всего отслеживать эти изменения?
— Можно сказать и так, что страна медленно, трудно, но постепенно преодолевает последствия двадцатилетней американско-натовской оккупации. Индикаторы просты: это уровень безопасности в стране, это уровень коррупции, это эффективность системы государственного управления, это состояние экономики. Тот факт, что уровень безопасности в Афганистане резко возрос, признают и международные организации, далекие от того, чтобы льстить движению талибов. И это не только потому, что сами талибы перестали воевать, как это было при коллаборационистских правительствах в 2001-2021 годах. Талибам удалось достаточно быстро снизить уровень и обычной преступности. Заодно, кстати, существенно сократился объём наркопроизводства, можно вспомнить недавние события в провинции Бадахшан, где из-за уничтожения опиумных плантаций происходили конфликты с местным населением… Простой пример, если при прежних правительствах транзит товаров через территорию Афганистана был минимален именно из-за отсутствия условий с точки зрения безопасности на дорогах, то сейчас он вырос, товары из Ирана и Пакистана в страны Центральной Азии и в обратную сторону пересекают афганскую территорию фактически без проблем.
Кстати, как раз эти перевозчики первыми заговорили и о снижении коррупции на афганских таможнях при пересечении границ Афганистана. И успехи в борьбе с коррупцией относятся не только к таможенной службе, но и ко всем органам государственного управления. Конечно, коррупция остается, пока нет ни одной страны в мире, которая её полностью бы преодолела, но на фоне того, что творилось при правительствах Хамида Карзая и, особенно, Ашрафа Гани, сегодняшнее состояние этого вопроса выглядит вполне себе прилично.
Бегство коррупционной элиты вместе с уходом западных оккупантов сразу обнаружили, что за двадцать лет реальной экономики в стране создано не было. Страна жила за счёт внешней помощи — в той её части, конечно, которая не разворовывалась сразу в самих странах, эту помощь направлявших, ну и афганской элитой. В последние года два заметно небольшое оживление в экономике: запускаются предприятия, простаивавшие десятилетиями, создаются рабочие места. Пусть масштаб этого не так велик, как хотелось бы, но позитивные тенденции есть. В любом случае, ведется тактическая экономическая работа, которая дает возможность экономике страны, той, которая есть, держаться на плаву.
Естественно, что в движении талибов, двадцать лет ведших партизанскую войну, с управленческими кадрами для мирной жизни дело обстоит, мягко говоря, не так чтобы хорошо. Но они постепенно учатся, понемногу преодолевают партизанщину, во всяком случае с их приходом к власти хаоса в стране, как многие ожидали, не случилось. Постепенно налаживается контроль над территорией страны, хотя до полноценного контроля, наверное, ещё не так близко, что позволяет находиться в отдельных районах страны международным террористическим группировкам. В этом плане можно вспомнить и о том, что уже никем из нормальных людей не подвергается сомнению: талибы были и остаются наиболее эффективным противником ИГИЛ, пусть там ещё далеко до полного успеха, но снижение численности терактов, осуществляемых ИГИЛ, отрицать нельзя. По последнему пункту нужно отметить растущее сотрудничество с главным управлением разведки правительства талибов со спецслужбами многих стран, и таких многосторонних структур и организаций как СНГ, ОДКБ. В феврале нынешнего года состоялся визит председателя СГБ Узбекистана Абдусалама Азизова в Кабул — это высокий уровень взаимодействия. В Иране на основании информации, переданной талибами, уже предотвращено более полутора десятков терактов. Талибы рассматривают ИГИЛ не только как идеологических соперников, но и как пришлое, чужеродное движение и политическое явление в их стране, которое может привести афганское общество к очередной катастрофе. Это и создаёт основы для сотрудничества в сфере антитеррора.
С начала 2024 года медиа активно обсуждают проблему афганской группировки ИГ. Недавно о её угрозе заявил даже глава Контртеррористического управления ООН. Что власти Афганистана делают для противостояния этой угрозе?
— Своими контртеррористическими действиями талибы уже вынудили руководство этой группировки, «Вилаят Хорасан», перебраться в пакистанский Белуджистан. Вообще, оценок присутствия в Афганистане «Вилаят Хорасан» настолько много, и они настолько разнятся, что истина, вероятно, находится где-то ближе к середине, как это обычно бывает. Группировка ассоциирует себя с Афганистаном, но в современных информационных условиях это можно делать и находясь где-то далеко от Афганистана. Это, во-первых. Во-вторых, частота упоминаний о «Вилаяте Хорасан», особенно на Западе, свидетельствует, на мой взгляд, о некой проектности этого явления. Для обоснования тех или иных действий за пределами своих стран, западным правящим элитам всегда нужен образ врага. Таковыми были «Аль-Каида», да и «Талибан» был, потом таковым стал ближневосточный ИГИЛ «первого созыва», так сказать. Теперь подобный образ конструируется из не вполне афганского «Вилаята Хорасан», хотя другие «филиалы» ИГИЛ, например, в Африке, действуют гораздо шире и активнее. Ну, а глава Контртеррористического управления ООН просто делает выводы из нагнетаемого алармизма, преследующего вполне конкретные цели вполне конкретных заказчиков. «Вилаят Хорасан» конечно же представляет опасность, имея и зарубежное финансовое спонсорство, и используя трудное экономическое положение в Афганистане и странах Центральной Азии для рекрутирования сторонников и боевиков. Но тот факт, что в Афганистане ИГИЛ не смог создать широкую сеть, это определенная заслуга именно талибов.
В конце 2023-начале 2024 года о себе заявляли и различные группы антиталибского сопротивления: Ахмад Масуд-младший заявлял о необходимости «принести мир» жителям Афганистана, а «Исламское общество Афганистана» сообщало о намерении свергнуть «Талибан». В каком состоянии сейчас находятся силы, выступающие против режима в Кабуле? Какую активность они проявляют?
— Ни одна из этих групп к настоящему времени не представляет собой какой-то угрозы стабильности в Афганистане и не имеет сколько-нибудь значимой поддержки в стране. Максимум их активности — это проведение отдельных террористических актов: в основном это нападения на патрули или посты силовых структур правительства. Я не случайно назвал их террористическими, можно, конечно, употребить более благозвучное «диверсионные», но сути это не меняет: методы этих групп и того же ИГИЛ друг от друга практически ничем не отличаются. Ну, а в остальном эти группы носят скорее виртуальный характер, когда основная активность приходится на распространение информации о своих якобы успехах, которая чаще всего ничем и не подтверждается. Но есть опасность, что эти группы могут быть использованы для эскалации нестабильности в Афганистане, особенно в случае прихода к власти в США республиканской администрации. Сторонники Дональда Трампа всё чаще говорят о необходимости помочь этой эмигрантской афганской оппозиции в борьбе с «Талибаном». Если такое инвестирование случится, есть риск, что Афганистан снова может оказаться в состоянии гражданской войны, создавая проблемы и России, и Китаю, и Ирану. А страны Центральной Азии в этом случае будут Западом рассматриваться просто как некий расходный материал.
Власти Афганистана тем временем наращивают экономические связи с соседями в Центральной Азии. Какие из региональных проектов — реализуемых и обсуждаемых — вы считаете наиболее выгодными Афганистану? Какие — с наибольшей вероятностью воплотимыми в жизнь?
— Думаю, что все такого рода проекты — транспортные, промышленные, энергетические — все они важны для Афганистана. Страна чрезвычайно отстала в своем развитии и просто выживать бесконечно не сможет. Среди проектов, которые могли бы стать по-настоящему прорывными, я бы в первую очередь назвал проект Трансафганской железной дороги «Термез — Наибабад — Логар — Харлачи», которая должна выйти к пакистанским портам Карачи и Гвадар, проект, продвигаемый Узбекистаном и поддерживаемый «Российскими железными дорогами». В случае успеха это была бы самая восточная ветка международного транспортного коридора «Север-Юг», в настоящее время чрезвычайно актуального для России для выхода на рынки стран бассейна Индийского океана. Это дало бы сильные импульсы развития и для Афганистана, и для стран Центральной Азии. А продолжением этого проекта мог бы стать существующий в Иране проект строительства железной дороги из Герата в направлении афганских провинций Гор и Дайкунди, где она логично соединилась бы с Трансафганской дорогой. Недавно появился и конкурирующий проект, продвигаемый Туркменистаном и Казахстаном, по маршруту Тургунди — Спинбулдак, но мне кажется, что проект Узбекистана имеет больше шансов на реализацию, да и с точки зрения развития афганской транспортной инфраструктуры он был бы полезнее. Есть очень давний проект газопровода Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия (ТАПИ), к которому проявляет интерес российский «Газпром» с тем, чтобы реверсивно подавать в него и российский газ. Но самое главное всё-таки — Афганистану нужны инвестиции в создание промышленных предприятий, в ином случае он останется едва ли уже не навсегда лишь транзитной территорией и источником минеральных ресурсов…
Несмотря на активизацию сотрудничества, позиции стран Центральной Азии по Афганистану всё ещё различаются. Какие проекты и международные площадки позволяют им сблизиться по этому вопросу?
— Думаю, что наиболее перспективной в этом плане была бы ШОС, где есть сильное ядро из стран, наиболее конструктивно подходящих к сотрудничеству с реальной властью в Афганистане: правительством движения талибов. Три года — неплохой срок для того, чтобы понять, что нужно работать с реальностью, а не опираться на романтические мечты об инклюзивности и прочем. К формирующемуся конструктивному ядру я бы отнёс Иран, Россию, Китай, Узбекистан, Туркменистан, Казахстан… Афганско-пакистанские отношения отягощены рядом проблем и непросты, но и Исламабад работает с существующим афганским правительством. Может быть, несколько насторожено и сдержанно, но конструктивно ведёт себя и Индия… Афганистан является страной-наблюдателем в ШОС, но при прежних правительствах по понятным причинам фактически не взаимодействовал с организацией, бездействовала и существующая ещё с 2005 года контактная группа «ШОС-Афганистан». К слову, действующее правительство Афганистана недавно подало заявку на полноценное вступление в организацию. Взаимодействие на площадке ШОС могло бы помочь и выработке более консолидированных решений, и поиску решений по самым разным вопросам содействия Афганистану в сохранении стабильности и развитии страны.
Александр Князев