Современные реалии требуют от научного сообщества поиска новых путей объединения. Особенно актуально это для двусторонних отношений между Россией и Узбекистаном, где знание исторического прошлого играет ключевую роль в формировании гражданской идентичности молодежи и общественных отношений между народами.
О роли исторического знания, пути достижения общего взгляда на историческое прошлое и последствиях трансляции искаженной истории на современность рассказывает PLOV.PRESS ведущий научный сотрудник Института международных исследований МГИМО МИД России Александр Князев.
— Как исторические нарративы способствуют укреплению или ослаблению общественных связей между гражданами Узбекистана и России?
— Историческое знание, пусть даже самое минимальное, это часть мировоззрения, из которого исходит и отношение человека к окружающему его миру, к другим людям, с которыми ему приходится взаимодействовать, вступать в разного рода общение.
И, если уже со школы человек усвоил такой, к примеру, тезис, как «жестокая колониальная эксплуатация» со стороны Российской империи в отношении тогдашнего Туркестана, как он будет относиться к современной России? Естественно, что этот тезис станет элементом, который будет формировать негативное отношение к России у того же трудового мигранта, особенно, если и условия жизни и работы у него сложатся далеко не позитивно.
Эти настроения легко могут трансформироваться в разного рода ксенофобии. А там уже и до примитивной россияфобии или русофобии недалеко… Такой человек — конечно не каждый, но, тем не менее — вполне может стать объектом легкой вербовки в разного рода радикальные, прежде всего религиозные, группы. Безусловно, на основе одного только исторического знания это вряд ли произойдет, но и представления об истории тоже будут играть определенную роль в переформатировании мировоззрения и сознания.
Я сейчас руковожу проектом, который реализует ИМИ МГИМО, он называется «Интерпретации общей истории России и стран Центральной Азии». Проект в целом поддерживается Фондом развития МГИМО, Фондом «Русский мир» и Фондом поддержки публичной дипломатии имени А. М. Горчакова.
В рамках этого проекта мы провели круглые столы с коллегами в Душанбе и Бишкеке и, совсем недавно, в Ташкенте, и там я приводил другой пример. В России учатся сейчас более 60 тысяч студентов из Узбекистана, какое-то их количество — по гуманитарным специальностям, у них в программах есть и курсы по истории России.
Что будет твориться в голове у такого студента: в Узбекистане он изучал одну историю, а в России ему предлагают другую, с целым рядом прямо противоположных оценок. Так и возникает полноценный когнитивный диссонанс, а в каких-то случаях и диссоциативное расстройство идентичности…
Ну, и, в конце концов, нельзя считать нормальной ситуацию, когда между Россией и многими странами региона существуют не просто дружественные, но и союзнические отношения, а в государственных идеологиях, в образовательных системах и в умах граждан этих стран присутствует определенная, не побоюсь этого слова, враждебность по отношению к России.
— Как историческая наука может способствовать укреплению российско-узбекских отношений в условиях активного политического диалога? Какие механизмы необходимо использовать для выработки единого подхода к изучению общей истории?
— Прежде всего, нужно достичь понимания самой необходимости обсуждать вопросы общей истории и искать пути к достижению общего взгляда на историю периодов Российской империи и Советского Союза.
В учебниках стран Центральной Азии первый из этих периодов, а кое-где и второй, характеризуются как классический колониализм, Россия при этом представляется как жесткая метрополия, аналогично Великобритании в Индии и Северной Америке, Франции — в Африке, Испании и Португалии в нынешней Латинской Америке и так далее.
Если взять случай с Великобританией в Северной Америке, инициативу которой позже подхватывают образовавшиеся Соединенные Штаты, это уничтожение целых народов, отличие от российской политики в Туркестане тут наиболее контрастно выглядит.
Для России присоединение края было продиктовано геополитическими причинами и необходимостью обеспечения собственной безопасности в ее широком понимании, а не стремлением эксплуатировать местное население и выкачивать природные ресурсы.
К слову, эксплуатацией местного населения в тот период занимались свои же, местные элиты. Да и с ресурсами не все так, как у англичан в Индии. Тот же хлопок становится важным ресурсом больше в советское время, но взамен республики Средней Азии получали более чем адекватные компенсации.
Очень интересно сравнить системы управления в Русском Туркестане и в Британской Индии, они принципиально отличаются друг от друга. Туркестаном управляют генерал-губернаторы, это прежде всего управление, направленное на обеспечение безопасности страны и региона, а Британской Индией — специально созданная, коммерческая Ост-Индская компания, которая как раз выкачкой ресурсов и эксплуатацией местного населения и занималась…
Средняя Азия и Казахстан не были для России колониями: как в дореволюционный период, так и в советское время, это была большая часть одной огромной страны.
Мы считаем эти два исторических периода попытками модернизации региона, и спорить можно лишь о том, какими методами эти модернизации осуществлялись. Но здесь важно одно обстоятельство: скажем, и советская индустриализация, и коллективизация, все эти программы реализовывались на территории самой России едва ли не более жесткими методами, нежели в Средней Азии и Казахстане, да и в других бывших республиках СССР.
Нам говорят, что репрессии 1920-1930-х годов были направлены на уничтожение местных национальных элит, как будто в России, особенно в крупных городах, эти репрессии не были куда более масштабными…
При этом забывается, уводится в тень то обстоятельство, что весь период общей истории Россия занималась масштабным инвестированием в развитие региона, причем зачастую в ущерб собственно российским регионам…
За постсоветское время историческая наука в бывших союзных республиках оказалась под серьезным влиянием процессов формирования новых гражданских и этнических идентичностей. Эти процессы и породили потребность в создаваемых интерпретациях использовать парадигму «поиска виноватого» для объяснения тех или иных исторических сюжетов и процессов, по существу, делая эту парадигму рамочной для всех создаваемых версий.
В рамках этой парадигмы объясняются при необходимости отсутствие государственности или ее неполная состоятельность в определенные периоды. Отсюда появляются дискурс так называемой «деколонизации» и формулирование исторических «обид» — к России, и на этих интерпретациях уже выросли поколения граждан. В отдельных странах все зашло слишком далеко, эти нарративы — часто весьма далекие от объективности, не говоря уже о научности, — стали частью официальной государственной идеологии.
Естественно, что подобные дискурсы поддерживаются, в том числе финансово, большим числом американских и европейских фондов и институтов, вовлекая в эту антироссийскую по своей сути деятельность ученых и экспертов, делая особый акцент на публичную активность так называемых «лидеров общественного мнения».
Поэтому, повторюсь, перво-наперво необходимо, и мы это делаем, просто убеждать наших коллег в необходимости самого диалога по вопросам общей истории.
— Александр Алексеевич, как можно защитить историческую правду о взаимоотношениях России с её партнёрами от политических манипуляций?
— В современных условиях распространения информации академическая наука и образовательная среда сильно уступают разнообразным популяризаторам. Этим пользуются наши идеологические противники, стремясь разорвать, расчленить нашу общую историческую память. И трансляция искаженной истории на современность имеет шансы к расширению, если ей не противопоставить объективные, научно выверенные исторические интерпретации. Важна и форма подачи.
Мышление современного человека в основной массе не ориентировано на чтение больших текстов, больше работают короткие и хлесткие сообщения, а еще лучше — с картинками, которые откладываются в сознании. Это и реализуется на практике, особенно в социальных сетях и на соответствующих порталах.
Нужно учиться работать с массовыми аудиториями в современных форматах. У молодежи преобладает клиповое мышление? Хорошо, давайте учить историю с картинками! Воспринимается больше видео, нежели текст? Будем показывать видео! И так далее…
— Какие совместные проекты и международные форматы сотрудничества могут быть использованы для преодоления существующих разногласий и создания единого исторического нарратива, который будет способствовать укреплению дружбы и сотрудничества между народами России и Узбекистана?
— Одна из целей нашего проекта, о котором я уже говорил, — определить возможности нахождения максимально взаимоприемлемых исторических оценок и противодействия называемому третьими странами взгляду на нашу общую историю. При нахождении таких оценок важной задачей — конечно, это на перспективу — должна стать их имплементация в образовательное пространство.
Нарративов много, и, в общем и целом, они не содержат какого-то особенного негатива, если исключить тот прозападный сегмент, о котором уже говорилось выше. Характерно, что, как, собственно, всегда и везде, в этом сегменте гармонично сочетаются как приверженность неким «демократическим ценностям», так и завышенное этническое самосознание, перетекающее в разного рода фобии по отношению к другим этносам. Но это уже вопрос не совсем об истории, многие псевдоисторические мифы и легенды здесь являются просто расходным материалом для формирования в общественном мнении отрицательного отношения к России.
Разнообразие методологических подходов в исторической науке привело к определенной методологической хаотизации, что затрудняет достижение консенсуса в оценке исторических событий и снижает доверие к исторической науке в целом. А вообще, методы просты, они общеизвестны, это честное следование объективности науке.
В частности, в Узбекистане я бы разделил историков на несколько категорий. Поскольку многие из оспариваемых нами исторических нарративов примерно в 1993-1994 годах стали частью официальной идеологии страны, часть ученых просто поддалась конъюнктуре, отказавшись от принципов научности и вписывает свои изложения в этот официальный концепт. Другая часть просто дистанцируется от спорных сюжетов, хотя есть и те, у кого достаточно мужества публично придерживаться общих с нами оценок тех или иных событий, исторических периодов, отдельных персонажей и так далее …
— Неоднократно научным сообществом поднимается вопрос о том, что необходимо смотреть в будущее, не зацикливаясь на прошлом. При этом процесс формирования новых скреп идет не так быстро, отчего и происходит то самое зацикливание на прошлом. В какой перспективе возможен переход к новому подходу и акцентам (в большей мере) на настоящее и будущее?
— Вообще, конечно, этими вопросами надо было заниматься тридцать с лишним лет назад. Хотя, как известно, наша наука не терпит сослагательного наклонения, тем не менее сразу после распада СССР история и историческое образование в каждой из стран бывшего союза дистанцировались друг от друга.
История — это одна из институциональных форм межгосударственных отношений, элемент идеологического и ценностного взаимодействия между странами и восприятия друг друга. Поэтому рассматривать историю в формате международных отношений практически невозможно вне политического контекста.
И нужно отметить, что антироссийский «дискурс деколонизации», о котором мы говорим, начал особенно активно продвигаться в регионе после перехода отношений России с западными странами в жесткую гибридную войну весной 2022 года. Эту реакцию Запада нужно рассматривать как стремление сформировать максимально негативное отношение местного населения к России, демонизировать образ России.
Ну, а гармонизация возможна только на основе совместного достижения объективного исторического знания профессионалами-историками. И, будучи частью идеологии, какая-либо смена исторических интерпретаций в той или иной стране зависит также от наличия соответствующей политической воли у правящих в каждой стране элит. Если та или иная элита действительно отражает интересы своего электората, национальные интересы своей страны, она должна понять, что история, даже если кто-то считает ее второстепенной архаикой, это важная часть позитивных отношений с Россией, в которых все, без исключения, страны Центральной Азии объективно стратегически заинтересованы.
Беседовала Ольга Горбатовская