Славословие и словоблудие, характерные для кампании по внесению изменений и дополнений в Конституцию Узбекистана, отсылают память к событиям 45-летней давности. Тогда, в 1977 году, тоже создавалась видимость, что весь советский народ широко обсуждает проект новой Конституции СССР, вступившего в период развитого социализма.
Средства массовой информации регулярно публиковали мнения рабочих, колхозников, представителей технической и творческой интеллигенции, горячо поддерживающих принятие нового Основного закона страны. Внешне всё выглядело относительно достоверно и вполне пристойно. Но только для тех, кто не был знаком с «кухней» изготовления текстов по широкой общественной поддержке и одобрению инициативы Генерального секретаря ЦК КПСС.
Те же, кто кашеварил на этой кухне, знали и оборотную сторону процесса. Реально народ весьма индифферентно отнёсся к инициативе разработки и принятия новой Конституции, поскольку она не содержала ничего принципиально нового, что могло бы изменить его жизнь в лучшую сторону. Однако партия нуждалась во всенародной поддержке и одобрении своих намерений. Каждая газета, начиная от районной, ведомственной и заканчивая всесоюзными, обязана была отражать политическую активность масс, усматривающих в новой Конституции залог грядущего счастья. Аналогичные требования предъявлялись к радио и телевидению.
Я тогда работал в газете и подрабатывал в редакции Ташкентского городского и областного вещания Гостелерадио при Совете Министров Узбекской ССР. Обсуждение проекта Конституции было хорошим поводом для дополнительного заработка. Материалы на эту тему, как и в газетах, шли с колёс, а потребность в них оставалась стабильно высокой. Чуть свет, наспех позавтракав, я садился за портативную печатную машинку «Москва», разворачивал газету с опубликованным проектом Конституции СССР, где галочками были помечены статьи, в которые от имени «рабочих, колхозников и представителей интеллигенции» уже были предложены изменения и дополнения. После чего начинал печатать репортаж с промышленного предприятия, ещё полностью не охваченного политической активностью пролетариата.
«Болванка» выглядела типично, с непременными элементами личного присутствия, что всегда было необходимо в радиорепортаже. Выглядело это приблизительно так: «Мы находимся на главном конвейере завода «Ташсельмаш», коллектив которого, встав на трудовую вахту в честь … съезда КПСС, принял на себя повышенные социалистические обязательства по выполнению плана двух пятилеток в одну пятилетку. До конца этого года труженики предприятия поставят сельчанам семь тысяч хлопкоуборочных комбайнов (цифра, кстати, подлинная), тем самым обеспечат высокий процент машинного сбора хлопка. С воодушевлением и чувством глубокого удовлетворения восприняли машиностроители проект Конституции СССР… В авангарде социалистического соревнования идут …»
Далее перечислялись имена передовиков производства, которые каждый поднаторевший в профессии журналист знал наизусть. И уже от имени одного из них в виде прямой речи озвучивались дополнения и изменения в Конституцию, которые рабочий якобы считал необходимыми. Как правило, текст той или иной статьи Конституции излагался другими словами без изменения её сути.
Утром я обычно делал две-три заготовки, где, если не знал, куда пойду точно, оставлял место для вписания названия предприятия, цеха, имён и фамилий, а также производственных показателей. После чего вешал на плечо пятикилограммовый «Репортёр» (диктофон венгерского производства, используемый на радио) и сайгаком мчался по заводам и фабрикам. Всё остальное было делом техники. Аппаратная, монтаж, студия, накладка соответствующего репортажу шума, эфир.
Я не припомню случая, чтобы кто-то из рабочих, колхозников или представителей интеллигенции отказался от озвучивания на микрофон заранее подготовленного для него текста изменения в проект Конституции. Как не припомню и того, чтобы кто-то из интервьюируемых лиц изложил и настоял на своём видении новой Конституции СССР. Но я до сих пор помню, как заместитель директора программ радиокомитета Леонид Самойлович Рабинович, подписав выпуск с моим очередным репортажем, как-то обронил: «Умеет же Серёжа разговорить собеседника».
Леонид Самойлович не был наивным и прекрасно понимал, как готовят отклики на инициативу партии. Но никогда публично не говорил об оборотной стороне профессии журналиста.
Сергей Ежков