С гибелью президента Раиси для Ирана усиливается нестабильность внутри страны и по периметру. Для России важна стабильность в двух вопросах: поставки оружия и боеприпасов из Ирана и строительство транспортного коридора «Север-Юг». Какую роль в этом играют Кирсан Илюмжинов и Игорь Левитин?
Внезапная смерть иранского президента Эбрагима Раиси в горах Восточного Азербайджана повлечёт за собой неминуемые изменения внутри страны и, как следствие, подвижки в отношении России.
Для российского руководства Раиси был ключевым переговорщикам по нескольким направлениям. Самое острое и актуальное — поставки оружия и боеприпасов. Вторая тема, не менее острая, — развитие транспортного коридора «Север-Юг». Его ещё называют «дорогой жизни» или «убийцей Суэцкого канала».
Это самый короткий путь переброски товаров от Балтики до Оманского залива. Что изменится с уходом Раиси в самом Иране, и какие трудности ожидают российское руководства после смены власти «НИ» обсуждали с директором Аналитического центра российского общества политологов Андреем Серенко.
Раиси, КСИР и наследник Хаменеи
— Что это было: несчастный случай, унёсший жизнь президента Ирана, или насильственная смерть?
— Я не люблю конспирологию, но нечто подобное ожидалось с середины апреля. Была информация из нескольких источников, как иранских, так и стран региона, о том, что в Иране готовятся серьёзные события, связанные либо с попыткой переворота, либо с терактом в отношении высокопоставленного чиновника.
Фамилии не назывались. Интересно, что информация пришла по каналам людей, которые занимались ИГИЛ, проблемой ИГИЛ в регионе. В первую очередь, это событие неприятное для России.
— К России мы ещё вернемся. Давайте поговорим о внутренних раскладах Ирана. После смерти Раиси режим станет ещё жёстче?
— Покойный Раиси сам был далеко не либералом. Он был представителем консервативной группы, бывший руководитель судебной системы Ирана, а там либералов не держали никогда.
Там нет никаких идеологических расхождений с верховным лидером аятоллой Хаменеи ни в части роли религии, ни в части политической системы Ирана. Расхождений нет никаких. Иранский либерал ничего не собирается свергать. Это не российские либералы.
Иранские либералы — системные персонажи, действующие по правилам Иранской республики. Никакие шаг влево-шаг вправо не допускаются. Возможны какие-то послабления в тактическом сиюминутном плане, расхождения в инструментарии достижения целей, большая готовность к компромиссам, к диалогу с Западом. Это возможно для решения каких-то локальных проблем. Но это не означает, что они против нынешнего аятоллы Хаменеи и хотят принести свободу и демократию. Это абсолютно не так.
Ибрахим Раиси был очень тесно связан с теократическими группами Мешхеда по семейным связям, да и сам по себе — глубоко религиозный человек, имел большой авторитет по судебной (шариатской) системе. Человек был жёсткий, некоторые называли его «иранским мясником. В конце 80-х годов он вместе с тремя или четырьмя судьями высшего судебного органа страны занимался расправами над диссидентами, практически всегда вынося смертный приговор. По этой причине на него были наложены американские санкции.
— Говорят, что президентом может стать сын аятоллы Хаменеи, которому сейчас 55 лет, и который вёл переговоры с американцами.
— Существует не один канал связи американцев с иранцами. Покойный генерал Сулеймани, которого убили американцы в Ираке, по моим данным, за месяц или два до смерти тоже вёл через посредников переговоры с американцами.
В регионе есть определённые площадки, на которых эти переговоры ведутся. Не моя тайна, не буду эти площадки раскрывать. Но в регионе есть несколько площадок для контактов. Можно сказать, что как и у русских с американцами есть постоянный канал связи, несмотря на самые непростые отношения, на СВО, взаимные обвинения… Всегда есть каналы связи для неформального закрытого общения, они поддерживаются постоянно.
Тоже самое и с иранцами. Возможно, и сын Хаменеи вёл или ведёт такие переговоры, но это не означает их сепаратность. Они не проводятся за спиной лидера страны. Это исключено. Хотя, я думаю, есть такие попытки. Именно потому служба безопасности Ирана постоянно шерстит ряды элиты. Но это не случай с сыном верховного лидера, Моджтаба Хаменеи.
— Усилится ли КСИР?
— Без КСИРа там вообще ничего невозможно сделать. Это как в Пакистане — невозможно стать послом ни в одной стране, если ты не закончил колледж пакистанской разведки. В Иране система отбора кандидатов гораздо более жёсткая и более эффективная, чем в России. Наш сбор подписей — детский лепет по сравнению с Иранской системой. Там случайных людей не допускают к самой процедуре, но баланс сил на определённом этапе фиксируется.
Бывший мэр Тегерана, сейчас глава парламента Ирана Мохаммад Галибаф — наиболее вероятный претендент на должность президента, кстати, он может сместить баланс сил в сторону КСИР, который и так активно укрепляет свои позиции и в Афганистане, и в Газе, и в Сирии. Они очень активны в этих направлениях. Их влияние за пределами Ирана достаточно усилилось за последний год.
Оружие, коридор «Север-Юг» и переговоры по Украине
— Какие изменения могут случиться в политической системе Ирана?
— Религиозные послабления исключены. Это вообще не рассматривается. Коридор возможностей только в одном — в манёврах, с точки зрения расстановки кадров, некие кадровые перемены, которые приведут к другому балансу между группами интересов.
И второй момент — возможность или отсутствие перемен во внешней политике. Во внешней политике Ирана сейчас несколько важных моментов. Это поддержка России в противостоянии с Украиной и Западом, потому что Иран играл колоссальную роль.
И второе — развитие коридора «Север-Юг», очень важного для Москвы и важного для Ирана. Когда стало известно, что Раиси погиб, в Кремле было собрано срочное совещание Совбеза, на котором, помимо силовиков, был бывший министр транспорта Игорь Левитин, который сегодня курирует коридор «Север — Юг».
Это маячок, что для Москвы эта трагедия означает вызов ходу реализации этого проекта. Для России он крайне важен. Это «дорога жизни» для Кремля. По нему сейчас идёт альтернативное снабжение России в условиях санкций, один из важнейших.
— О нем в России знают крайне мало, значительно меньше, чем о теневом танкерном флоте или газовых контактах с Китаем.
— Смысл этого проекта — соединение Санкт-Петербурга как конечной точки на Западе или Астрахани на юге с иранскими портами, такими как Амирабад в Персидском заливе. Пойдёт ли этот коридор через Кавказ или по другому берегу Каспия по Казахстану — есть разные варианты этого проекта — в любом случае они все сходятся в Иране.
Без иранской поддержки этот коридор не реализуем. Поэтому для Москвы крайне важно, чтобы в Иране была администрация, заинтересованная в этом проекте. Говорят, что Мешхедская группа, к которой принадлежал покойный президент, поддерживала коридор «Север — Юг» очень активно. Но в Иране есть люди, которые не поддерживают этот проект.
— Почему?
— По разным причинам. Возможно те, кто больше ориентируется на попытки договориться с Западом, может быть они не хотели бы такого жёсткого противостояния, как сейчас, хотели бы договориться о каких-то новых раскладах, о новых пряниках или бонусах для себя. Это не означает, что они готовы продаться Америке, но хотели бы не такой жёсткой пророссийской ориентации. Выступают за более сбалансированную внешнюю политику.
В этом смысле, гибель президента Ирана не то, чтобы создаёт угрозу этому проекту, но возникает период некой нестабильности — кто придёт следующий, и будет ли он так же поддерживать и помогать.
Для Москвы, ещё раз повторяю, этот проект — коридор выживания. Можно рассуждать отвлечённо, если тебя это не касается. Москву это касается напрямую.
Сегодня, я думаю, что Кремль будет прилагать все свои возможности для того, чтобы лоббировать реализацию этого проекта.
— Кроме Левитина, кто из российской элиты задействован в проекте?
— Есть политики, которые имеют очень хорошие отношения с Ираном, например, Кирсан Илюмжинов, бывший президент Калмыкии, который выполняет много важных функций в тайной дипломатии Кремля. У него колоссальные связи и он очень востребован Кремлём.
Илюмжинов лоббировал коридор «Север-Юг» ещё в 1998 году, поэтому у него возможности и понимание значимости этого проекта очень глубокие. Я не удивлюсь, если в ближайшие несколько дней мы услышим в новостях, что Илюмжинов находится в Иране.
Он — один из политиков, который имеет самые широкие связи в иранских элитах, в том числе, среди силовиков. Москва задействует сейчас всех своих эмиссаров, чтобы лоббировать русский интерес, инвестировать в то, что проект будет развиваться активно, последовательно. Если там произойдут сбои, для Москвы это будет очень плохой ситуацией, особенно в преддверии поставок американского оружия Украине.
— Заинтересованность в транспортном коридоре понятна. Но ещё существует Сирия, в которой остаются российские войска, и есть поставки оружия из Ирана. Какие могут быть подвижки?
— Не надо забывать, кто бы ни был президентом, окончательное решение по всем ключевым вопросам в стране принимает Рахбар, Али Хаменеи. Если он санкционировал поставки России оружия и боеприпасов из Ирана, так тому и быть. Никакой новый президент ничего отменить не сможет.
Иранцы за своё оружие получают деньги. Они не оказывают благотворительную помощь Москве, они зарабатывают. Для них это отличный способ заработка, тем более, что Иран находится под санкциями. Москва за всё платит.
А коридор — очень важный проект для Москвы. Он важен и для Индии, и для стран Юго-Восточной Азии, для Южного Кавказа, Казахстана. Очень много завязано на него. Россия, если сможет в полной мере реализовать проект коридора «Север-Юг», получит очень большие преференции, как минимум, в Евразии.
А когда, рано или поздно, санкционный режим начнёт сниматься, начнут восстанавливаться транзитные перевозки между Европой и Востоком, российский маршрут окажется очень востребованным. Для Москвы очень важно проявить максимум внимания и внимательности в этой ситуации. Я не удивлюсь, если Путин полетит на похороны. Там важно быть. Допускаю, что полетит Илюмжинов и Левитин. Сегодня России важно продемонстрировать максимальное сочувствие, дружеское отношение к Тегерану.
— Пресс-секретарь Дмитрий Песков уже заявил, что президента на похороны не приглашали.
— Я думаю, что Владимир Путин должен отправить человека, который должен представлять его. Если он сам не полетит, может быть, есть причины, например, он не хочет покидать страну. Но он должен отправить человека, который должен представлять его лично. Это будут первые похороны за рубежом, на которых должен быть президент после своего избрания.
Посмотрим, кого он пошлет туда. Кто это будет? Шойгу? Патрушев? Белоусов? Тот, кто полетит на похороны, о нем можно будет говорить, что этот человек будет заниматься иранским направлением. Полетит кремлевский куратор этого направления. Тем более, что Восток чуток к любым жестам.
— Повлияют ли изменения в Иране на возможность переговоров по Украине?
— Переговоры по Украине — это сделка России и Америки, как Москве этого хотелось бы. Путин ни с кем, кроме американцев, говорить об этом не будет. Его может настораживать другая угроза — что урегулированием конфликта на Украине займутся китайцы и американцы вместе. Вот это российской стороне меньше всего хотелось бы.
Если Китай и США возьмутся за урегулирование, это произойдет точно за спиной Кремля. Вот это руководству России точно бы не хотелось. Это то, что следует бояться всерьёз. Поэтому главное добиться, чтобы сделка была между Америкой и Россией по Украине. И не только по Украине, а по стратегическому пространству на востоке Европы.
Украина — всё-таки не только о том, чтобы прекратить военные действия, а как не сохранить санкции. А это, извините, от Украины не зависит, хотя снятие санкцией — больная проблема. Этот вопрос могут решить только американцы, значит, и сделка с ними.
— Кто для России самый приемлемый президент?
— Исполняющий обязанности президента Мохаммад Мохбер вполне устроит Москву, потому что он был в той группе иранских переговорщиков, которые вели переговоры о поставках оружия. У Галибафа тоже есть хорошие отношения с Россией. Его прошлое, связанное с КСИР, может внушать оптимизм Москве.
— А иранский кронпринц, сын Али Хаменеи, у него есть президентские амбиции?
— Если папа хочет его видеть на посту рахбара, своим сменщиком, тогда нет смысла размениваться на такую ерунду. Другой вопрос, получится это или нет. Это будет передача по наследству, а до сих пор в иранской системе такого прецедента не было. Вопрос неоднозначный и нерешённый.
Хороший отец хотел бы для своего сына местечка на Олимпе исламской республики, но это не значит, что с этим согласятся все остальные. Рахбар — влиятельный человек, пока он рахбар. Я бы не сказал, что его судьба предрешена.
Елена Петрова, Татьяна Свиридова