В последние годы в странах Центральной Азии активно продвигаются антироссийские нарративы, переписывается история с целью маргинализировать Россию, приписать ей колониализм и агрессию. Кто за этим стоит и какую цель преследует? Мы поговорили на эту тему с учёным-востоковедом, доктором исторических наук, ведущим научным сотрудником Института международных исследований МГИМО МИД России Александром Князевым.
— Вы считаете, что в странах Центральной Азии определёнными силами последовательно осуществляется продвижение антироссийских интерпретаций исторических событий периодов Российской империи и Советского Союза. Кто за этим стоит и для чего это делается?
— Я бы обратил внимание вот на что. Антироссийский «дискурс деколонизации», о котором мы говорим, начал особенно активно продвигаться в регионе после перехода отношений России с западными странами в жёсткую гибридную войну весной 2022 года. Эту реакцию Запада нужно рассматривать как стремление сформировать максимально негативное отношение населения стран Центральной Азии к России, демонизировать её образ. При этом, если говорить о западных участниках этой политики, они не скупятся на пафосные описания исторического прошлого региона, как и на крайне негативные оценки его российского и советского прошлого. На уровне эмоционального восприятия эта контрастность работает весьма эффективно.
Ну, и западные предложения о «деколонизации» совпадают с внутренним запросом некоторых местных элит на дистанцирование от России. На фоне всех проблем, существовавших после распада СССР, довольно успешным оказалось использовать парадигму «поиска виноватого» для объяснения тех или иных исторических сюжетов и процессов. Множество современных проблем списывается на «колониальное» прошлое… Объединять по принципу «против кого-то» часто оказывается проще, чем по принципу «за что-то». В рамках именно такой парадигмы объясняется при необходимости отсутствие государственности или её неполная состоятельность в определенные периоды, так и появляются внутренние основания для так называемой «деколонизации», отсюда и формулирование исторических «обид» к России: а к кому ещё, если обращать внимание на собственные недостатки и ошибки не хочется…
— Насколько сильно на сегодняшний день не совпадает видение нашей общей истории в России и Узбекистане, Казахстане, других странах региона?
— Численно вопросов не так много, но некоторые имеют очень важное концептуальное значение. Это активная оценка местными историками и политиками периода Российской империи как времени «жестокого колониального угнетения», кое-где эта же оценка переносится на советский период. Здесь я бы выделил Кыргызстан и Таджикистан, где остаются благодарны Советскому Союзу за модернизацию, проведённую там. Ведь в сфере экономики по большому счёту ни в одной из современных стран региона не создано ничего, что по масштабу и значимости для развития превосходило бы советские преобразования. Например, в энергетической сфере, где, за исключением пока Туркменистана, почти в геометрической прогрессии растёт зависимость от России в последние годы.
Это перекладывание на Россию ответственности за все негативные последствия индустриализации и коллективизации, это героизация и реабилитация всех, кто так или иначе выступал против государства: от басмачей до участников Туркестанского легиона периода Великой Отечественной войны… Отмечу, что в последнем наиболее объективно выглядит пока новая историография Таджикистана. Ну, и есть ряд исторических эпизодов по каждой стране, где с помощью простых языковых манипуляций понятие «союзный центр» подменяется словами «Кремль», «Москва», создавая смысловую связь всего негативного с сегодняшней Россией…
К слову, вообще от страны к стране в регионе с этим «дискурсом деколонизации» выглядит все по-разному: например, в Туркменистане это понятие вообще запрещено к употреблению, историография этой страны туркменоцентрична и всякого рода другим дискурсам нет в ней места, а в Таджикистане, за исключением нескольких сидящих на западных грантах СМИ и неправительственных организаций, этот дискурс скорее маргинален…
— В какой момент нашей истории появился термин «деколонизация»? На какие болевые точки давят эти организации?
— Вообще, у этого термина немалая история и он прошел очень серьёзную эволюцию в своем содержании. Первоначально это был относительно нейтральный термин, появился он в 1930-е годы в Германии, обделённой при разделе колоний между европейскими странами. Термин стал актуальным после Второй мировой войны, когда пошёл процесс освобождения в Азии, Африке и Латинской Америке территорий, бывших колониями европейских стран, и возникновения новых государств. Деколонизация означала переход к национальному суверенитету с его собственными политическими институтами, не более того.
Тогда же, кстати, появилось и понятие «неоколониализм» под которым понимаются механизмы скрытого подчинения одного суверенного государства другому. Это явление в настоящее время переживает новый этап и связано со стремлением огромного количества стран к освобождению от такого рода подчинения США и тех же европейских стран: можно увидеть, например, как сейчас стремительно рассыпается так называемая «Франкофония» — неоколониальная империя Франции в Африке…
Назвать точный временной старт — когда это понятие начало раскручиваться в Центральной Азии трудно. Ряд западных авторов писали о деколонизации в регионе и в 1990-х годах, вкладывая в него негативные по отношению к России смыслы и зачастую призывая страны Центральной Азии к той или иной архаизации «доколониального» времени…
Определенные процессы происходили и в самих странах региона: историческая наука оказалась под серьёзным влиянием процессов формирования новых гражданских и этнических идентичностей. Создание новой государственности ставило задачу консолидации общества в новом формате, вокруг чего-то нужно было общество объединять. Так и происходило создание таких мифов о себе, которые обогащали бы самооценку и чётко маркировали объекты, виновные в отсталости той или иной страны, её периферийности, незначительной роли в международных отношениях…
Болевые точки определяются достаточно просто. Про интерес местных элит я уже сказал, во многих случаях имеет значение и манипулирование в сфере этнопсихологии. Советское национально-территориальное размежевание не только заложило основы формирования современных государств, но и создало условия для формирования современных этносов, или национальностей на их современных территориях. История, как известно и конечно же, не терпит сослагательного наклонения, но тем не менее. Октябрьская революция дала старт созданию современных Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана в том виде, как они теперь существуют, они созданы советской властью и от этого никак не отвертеться, как бы кто-то к этому не стремился. Бухарский эмират, Кокандское и Хивинское ханства раньше умели враждовать между собой, а теперь это регионы единого унитарного государства и иное уже трудно представить. Но если бы не нахождение территории региона в составе Российской империи и затем Советского Союза, к настоящему времени на этом пространстве могла бы существовать совсем иная политико-географическая, а также этническая конфигурация.
Ну, а сейчас заинтересованными и внешними, и внутренними игроками делается ставка, в том числе, на этническое самолюбие, которому льстит удревление истории того или иного этноса, героизация его прошлого, интерпретации, повышающие его историческую значимость. А поскольку примерно с середины XIX века о самостоятельности региона говорить не приходится, здесь как раз и образ виноватого оказывается востребован…
— Когда вы подчёркиваете, что Россия инвестировала в развитие окраин и что страны Центральной Азии не были такими колониями, какие были у Великобритании или Франции, как на это реагируют в странах Центральной Азии?
— Реагируют по-разному. Вообще, формированию антироссийского дискурса очень помогает советская историография, утверждавшая колониальный характер присоединения региона к России. В этом смысле очень многие историки и политики региона выросли, образно выражаясь, из большевистских шинелей… Советские историки, отражая идеологические установки коммунистической партии и фальсифицируя исторические реалии, утверждали якобы имевшую место после присоединения края колониальную эксплуатацию местного населения. И вся эпоха общей истории России и стран региона рассматривается в той же довольно упрощенной, если не сказать примитивной, логике отношений «метрополия — колония». Сейчас в некоторых странах региона всё это зачастую просто автоматически повторяется, разве что без ссылок на классиков марксизма-ленинизма.
В одной из стран, когда на круглом столе с местными историками я озвучил свой небольшой сравнительный анализ систем управления в Британской Индии и Русском Туркестане, это даже вызвало некоторый позитивный интерес. Дело в том, что присоединение региона к Российской империи не было коммерческим проектом, как в случае с Британской Индией, которой и управляла торговая Ост-Индская компания. Управление Русским Туркестаном осуществлялось генерал-губернаторами, то есть военными, поскольку для России присоединение края было продиктовано геополитическими причинами и необходимостью обеспечения безопасности в её широком понимании, а не стремлением эксплуатировать местное население и выкачивать природные ресурсы. Регион не был колонией в стандартно употребляемом смысле этого понятия. Это была часть целого, неотделимого от одной большой страны, которая в отличие от таких метрополий, как Великобритания или Франция, не занималась вывозом ресурсов, а напротив — инвестировала, говоря современным языком, в развитие региона.
Абсолютно не вызывает сомнений, что все диктуется не опорой на факты и научную логику, а текущей политической конъюнктурой в той или иной стране. Историческая наука обслуживает политическую сферу. Наши предложения о том, чтобы рассмотреть время Российской империи и СССР как периоды модернизации среди части историков в Таджикистане и Кыргызстане встречают и положительный отклик. Историки же Узбекистана и Казахстана уклоняются от какого-либо реагирования на них, поскольку не склонны или даже остерегаются поддерживать концепции, противоположные официальным или доминирующим дискурсам в своих странах.
Для нас, в общем-то, история всех территорий и народов, входивших когда-либо в состав России и СССР — часть нашей, российской истории, мы с полным правом видим ее по своему, тем более, что основываемся на гораздо большей доказательной базе, имеющейся в архивах… А в странах региона на общественное историческое мировоззрение в том, что касается нашей общей истории, слишком часто весьма технологически умело воздействуют разного рода «популяризаторы», далекие от науки, нередко и оплачиваемые из третьих стран. Это обстоятельство диктует необходимость поиска точек соприкосновения.
— Если ли шанс найти объединительные механизмы? Очевидно же, что зацикливание на прошлом мешает позитивному сотрудничеству сегодня и не дает смотреть с оптимизмом в будущее. Как сформировать совместное позитивное отношение к общему историческому прошлому?
— В течение нынешнего года я руководил реализуемым Институтом международных исследований МГИМО проектом под названием «Интерпретации общей истории России и стран Центральной Азии: поиск единого знаменателя». Проект был поддержан Фондом развития МГИМО, Фондом «Русский мир», Фондом поддержки публичной дипломатии имени А.М. Горчакова, и ставил своей задачей как раз поиск объединительных механизмов, оценку самой возможности сформировать совместное позитивное отношение к общему историческому прошлому. И я прихожу к выводу, что это проблема уже далеко не только исторических сообществ и систем образования, что, безусловно, само по себе чрезвычайно важно. История — часть идеологии, а идеология в наших странах — это, прежде всего, прерогатива государства, при всей её плюралистичности. Поэтому для положительного для всех сторон решения проблем общей истории необходима соответствующая политика каждого из государств, кого это касается. Необходимо политическое измерение вопросов истории в контексте современных отношений между Россией и каждой из стран Центральной Азии, отталкиваясь от которого работали бы и академическая среда, и системы образования.