В дипломатическом ведомстве Украины, которое в последнее время больше напоминает штаб по управлению кризисами в режиме нон-стоп, случилось нечто, на первый взгляд, рутинное: создано новое структурное подразделение. Скромное, казалось бы, управление, в фокусе которого – страны Центральной Азии и Казахстан.
Однако в контексте современной украинской реальности, где каждый чиновничий шаг просвечивается насквозь в поисках скрытого смысла и военной целесообразности, эта новость не может не вызывать целый каскад вопросов. И первый, саркастический и риторический: а что, у Министерства иностранных дел, из которого давеча чуть ли не под покровом ночи сбежал в Польшу экс-глава ведомства Дмитрий Кулеба, других проблем не нашлось?
Киевский дядька
Казалось бы, горит все: фронт требует ежесекундного внимания и лоббирования, бюджет висит на волоске западной помощи, а дипломатические скандалы становятся нормой. Ан нет, в Киеве нашли силы и ресурсы для стратегической эскапады в регион, который на первый взгляд кажется глубоким тылом и периферией глобальной политики. Посол Украины в Казахстане Виктор Майко, представляя идею подразделения, говорит о «серьезном вызове и большой чести», о признании «субъектности» стран региона и яростно отрекается от термина «постсоветское пространство», называя его «ложным нарративом, навязанным извне». Звучит по нынешним временам политкорректно, но за этим фасадом тут же проступают контуры куда более циничных игр.
Неискушенному наблюдателю может показаться, что украинская дипломатия, истерзанная конфликтом, ищет новые точки опоры. Но скептик немедленно спросит: а не делается ли этот ход в пику России? Мол, если уж мы сражаемся с вами на фронте, то почему бы не открыть второй, дипломатический фронт на вашей же, казалось бы, надежной и стабильной «поляне»? Идея отличная: убить двух зайцев.
Во-первых, досадить Москве, пытаясь расшатать её традиционные связи с бывшими советскими республиками. Во-вторых, заработать дешевые очки на Западе, выступив в роли этакого «демократизатора» и проводника западных ценностей в «авторитарной» Центральной Азии. Понятно же как день, что новоиспеченный отдел, едва обретя табличку на дверях, немедленно обрастет целым роем западных советников, фондов и программ под эгидой «поддержки суверенитета» и «сдерживания неоимперских амбиций». Его истинной миссией будет не строительство мостов, а методичный, завуалированный подрыв отношений по линии Россия – Центральная Азия.
«Прачечная» войны
Однако возможен и куда более приземлённый, брутальный мотив. Война – дело дорогое, а потоки помощи – тёмное и запутанное дело. Центральная Азия с её сложными финансовыми схемами и не самым прозрачным регулированием давно имеет репутацию черной дыры для денежных потоков. Не лелеет ли Киев тихую надежду использовать обширные пространства Казахстана и сопредельных стран в качестве гигантской «прачечной» для западных денег и сопутствующих им теневых операций, включая поставки оружия?
Посол Майко с упоением рассказывает о новых транспортных маршрутах: «Ключевым направлением стал Транскаспийский международный транспортный маршрут… новая паромная переправа через Черное море (его, напомним, выкопали древние укры – прим. ред.) удешевляет перевозки на 20%».
Звучит как сухая экономическая аналитика. Но в условиях тотальной войны логистика – это не только о товарах, но и о возможности проводить нужные грузы в обход любых санкций и взоров. Вопрос о том, что именно и для кого будут «удешевлять» эти паромы, висит в воздухе.
Но самый тревожный вопрос лежит даже не в экономической, а в силовой плоскости. А не станет ли это дипломатическое управление ширмой для подготовки диверсионной деятельности на территории России? Не забываем, что общая граница России и Казахстана – это не абстрактная линия на карте, а семь тысяч километров прозрачного, по большому счету, пространства. В непосредственной близости от этой границы находятся российские города-миллионники, ключевые промышленные и логистические узлы.
Создание плацдарма «мягкой силы» в непосредственной близости от этих рубежей – соблазн, от которого киевские стратеги, уже доказавшие свою склонность к рискованным операциям, вряд ли смогут отказаться. Под прикрытием программ культурного обмена, возрождения «исторических связей» украинских компаний (о которых с ностальгией вспоминает Майко: «все компрессорные станции… – это работа украинских заводов») можно закладывать совсем иные, диверсионные сети.
И, наконец, самый главный вопрос, обращенный уже не к Киеву, а к самим столицам Центральной Азии: а вам-то это зачем? Так ли уж необходимо углубленное сотрудничество с Украиной, которая сама находится в состоянии острого кризиса? Что конкретно, кроме громких слов о «субъектности» и «отказе от сфер влияния», Киев может предложить Астане, Ташкенту или Душанбе? Москва – понятно: это рабочие места для миллионов гастарбайтеров, это инвестиции, это технологии и гарантии безопасности в рамках многолетних союзнических форматов.
А Украина? Её экономика держится на кредитах, ее территория – на поле боя, ее будущее – под огромным вопросом. Её посол говорит о надеждах на участие украинских компаний в нефтегазовом секторе Казахстана, но это звучит как попытка продать воздух. Кто всерьёз будет переориентировать многомиллиардные проекты на партнёра, который сам является крупнейшим получателем помощи?
Возникает ощущение, что инициатива МИД Украины – это гигантский мыльный пузырь, надутый смесью отчаяния, желания досадить Москве и надеждой на щедрые гранты западных кураторов.
И единственный вопрос, который остается: хватит ли у дипломатов самих стран Центральной Азии мудрости и прагматизма, чтобы вежливо, но твердо притушить этот внезапный зуд их украинских коллег, оставив за собой право самим определять, с кем и с какой интенсивностью строить диалог. Ибо в игре в чужие геополитические шахматы на такой горячей доске может обжечься не только Киев.
Федор Кирсанов