1 сентября Узбекистан отмечает День независимости. Официальная пропаганда (альтернативных средств массовой информации в стране по-прежнему нет) на все лады расхваливает преимущества государственного суверенитета, о котором якобы мечтали поколения предков. Может быть. Что касается фактов, то референдум весны 1991 года показал: 83,7 процента жителей республики высказались за сохранение единого государства именуемого Союзом Советских Социалистических Республик.
Но так уж случилось, что спустя всего несколько месяцев Узбекистан, равно как и другие национально-территориальные образования СССР, провозгласил суверенитет. Чего мы ждали от независимости? В первую очередь, наверное, улучшения уровня жизни и свободы. Свободы говорить, что думаем, свободы писать то, что считаем важным и необходимым (если это касается журналистики), возможности разговаривать с властью на равных, равенства всех перед законом вне зависимости от национальности, социального и имущественного статуса, вероисповедания. Ожидали парламента, который будет отстаивать интересы народа в целом и каждого его представителя, в частности. Ожидали возможности избирать власть и отстранять ее представителей, не оправдавших наше доверие. Ожидали открытых дверей в служебные кабинеты чиновников, ожидали, что власть будет подотчетна народу…
Много чего ожидали, поскольку были крайне наивны. Какие же ожидания оправдались, какие надежды сбылись сегодня, спустя почти четверть века?
Парламент Узбекистана, за места в котором в конце восьмидесятых – начале девяностых годов шла подлинная, а не показная борьба, сегодня пустое место, заполненное не известными избирателям гражданами. Политические партии, на роль которых в жизни народа и государства рассчитывали тогдашние сторонники западных демократических ценностей, – это тоже пустое место, абсолютно не влияющее на нашу жизнь. Так, кучка функционеров, решающих свои личные материальные проблемы за счет рядового налогоплательщика. Они давно даже не утруждают себя видимостью конкурентной борьбы за наши голоса, поскольку знают, что наши голоса – тоже пустое место. Да и мы с вами – такое же пустое место в нынешней системе ценностей. Грустно сознавать, но это так.
Быть может, за неполные четверть века мы добились свободы слова? Тоже нет. Хуже того. Сегодня мы значительно дальше от нее, чем в 1991 году, когда газеты расхватывали через полчаса после их доставки в киоск, когда тираж газеты «Совет Узбекистони», выходившей на узбекском языке, доходил до миллиона экземпляров, а тираж ее аналога («Правда Востока») на русском языке – до двухсот тысяч. И никто никого не заставлял в приказном порядке подписываться на эти издания!
Скажите, кто сегодня читает газеты «Народное слово» и «Халк сузи», чей статус фактически идентичен тем изданиям, о которых я упомянул? Отвечу: даже чиновники не читают, если их не заставить. Тиражи нынешних рупоров власти кратно, многократно, я бы сказал, ниже тех, что имели газеты в период перестройки и несколько позже. Тираж – это индекс доверия к прессе.
Быть может, мы получили подотчетную нам и открытую для народа власть? Такая деталь: до 1991 года ни одно государственное учреждение Узбекистана, ни один областной или районный комитет коммунистической партии или комсомола, ни одно РОВД МВД не было обнесено забором. Его не было даже вокруг республиканского КГБ! Первый забор появился вокруг здания ЦК Компартии Узбекистана, трансформировавшегося в здание администрации президента страны. Но тогда власть была вынуждена объяснить его появление – дескать, есть лужайка перед зданием Белого дома, где работает президент США. А почему наш президент не имеет права на такую же лужайку? Понятно, что мотивировку подняли на смех, однако власть вынуждена была ее придумать, поскольку стремилась быть привлекательной для народа.
Лиха беда начало. Следом частокол заборов в Узбекистане распространили на все государственные учреждения. Сейчас за забором даже районные налоговые инспекции, не говоря уже о других структурах всех звеньев управления, вплоть до низового. Чугунные решетки, ощетинившиеся острыми пиками, система пропусков, проходные с сотрудниками милиции, подозрительно встречающими каждого посетителя, стали визитной карточкой власти Узбекистана!
Такая деталь: лет тридцать пять назад любой желающий после шести вечера (окончание рабочего дня) мог, купив за 20 копеек билет, свободно войти в двадцатиэтажное правительственное здание на площади имени Ленина (на тот момент – самое высокое в Ташкенте) и, поднявшись на скоростном лифте, свободно оглядеть город с высоты птичьего полета! Несколько лет назад это здание кому-то в угоду было обрезано на несколько этажей, но скажите мне: возможно ли нечто подобное сегодня? В Токио, кстати, любой может войти в здание мэрии, совершенно бесплатно подняться на обзорную площадку на высоте тридцатого этажа. В США есть экскурсии в здание Конгресса.
Надежды на открытость власти оказались наивными. Если в начале 90-х годов власть хотя бы заранее информировала народ о грядущем повышении цен на товары и услуги, объясняя его необходимость, то сейчас народ тупо ставят перед фактом, даже не утруждая найти приличную мотивировку. Постановления правительства, указы и постановления президента Узбекистана, нормативные акты областных, городских и районных уровней исполнительной власти никогда не обкатываются в прессе, никогда и никем не ставятся под сомнение. А ведь в девяностые мы так надеялись, что власть будет с нами советоваться…
Мы рассчитывали, что станем жить лучше и богаче. Нам говорили: «Потерпите до сентября, скоро все изменится». С той поры прошло 24 сентября. Минимальная зарплата в Узбекистане эквивалентна 28-ми долларам США. Меньше доллара в сутки.
Впрочем, это касается не всех. Определенная категория граждан действительно стала жить значительно лучше и богаче. Семьи высокопоставленных чиновников, их многочисленная родня, друзья стали богаче многократно. Кому-то на откуп отданы целые отрасли экономики – импорт на предельно льготных условиях, недоступных для остальных, ввоз и производство нефтепродуктов, экспорт хлопкового волокна, импорт зерна, экспорт овощей и фруктов, коммерческие банки, страховой бизнес и так далее, и тому подобное. Это только кажется, что здесь честная конкуренция, на самом деле – за той или иной вывеской стоит та или иная влиятельная семья. Это у них дворцы в престижных районах США, Швейцарии, Франции, ОАЭ. Запасные аэродромы на всякий случай. Снимутся и есть, где приземлиться. Остальным – сказки про то, как после землетрясения 1966 года коренные жители Ташкента не могли рассчитывать на благоустроенную квартиру.
Коррупция, я бы сказал, тотальная коррупция, в первую очередь, в правоохранительных структурах, – это тоже результат двадцати четырех лет весьма специфического развития страны. Эпизодические аресты отдельных должностных лиц в погонах и без оных – это битьё по хвостам, а рыба, как известно, гниёт с головы.
Помню, тогда еще молодой советский прокурор Мэлс Наимов (ныне покойный) рассказывал, как он лично ножницами разрезал на мелкие куски дорогое платье, подаренное его жене некими лицами, ходатайствовавшими о закрытии одного уголовного дела. Сегодня «платьями» уже не берут. Счет идет на десятки, сотни тысяч и миллионы долларов. И никто особо не боится, поскольку за эти годы укрепилась не только корпоративная солидарность (своих не сдаем), но и семейная. К примеру, один член семьи работает в СНБ, другой родственник занимает ответственный пост в Государственном налоговом комитете, третий – в прокуратуре, четвертый – в МВД, пятый – в таможенном комитете, шестой – в администрации президента, а с седьмого по двенадцатый – в бизнесе. Попробуй, выковырять хотя бы одного. Бесполезно, шею сломаешь. Примечательно, что все об этом знают, но все молчат – себе дороже. И это – правда.
Предполагали ли мы, что через четверть века придем не к желанной демократии и рыночной экономике, а к обычному феодализму с элементами рабовладения и фактической приватизацией узкой группой лиц территории страны, её недр и населения? Нет, конечно. Отчасти мы возлагали надежды на международные организации типа ОБСЕ и аналогичные ей. И здесь нас ждало разочарование – ОБСЕ на поверку оказалась обычной проституированной структурой, которая ради присутствия отказалась от сотрудничества с гражданским обществом, отдав предпочтение контактам с органами власти.
Так на что же мы надеялись и к чему пришли? Кем мы были и кем стали, если использовать итоговую фразу президента Узбекистана? Мы были и остались рабами, добровольно променявшими свободу на кусок хлеба. Мы сами выбрали свой путь. Свое настоящее и свое будущее. Бацилла демократии нас не коснулась. Мы оказались не способны на протест. И речь даже не об активном или, упаси Бог, массовом протесте, а о том, что лишь единицы из нас решились громко и открыто сказать: «Я не согласен» или «Я этого делать не стану». И объяснить, почему.
Единицы погоды не делают.