Китай планирует активно продвигать глобальные инициативы через платформы БРИКС и ШОС. Это подтвердил китайских министр иностранных дел Ван И, заявив, что задача Пекина – укрепление многостороннего сотрудничества и многополярности через механизмы международной кооперации. Глава китайского дипломатического ведомства также напомнил, что в этом году Россия председательствует в БРИКС, а КНР – в ШОС.
Исключительно взаимоуважительное партнерство двух великих держав и древних цивилизаций беспокоит коллективный Запад, о чем можно судить и по количеству алармистских заголовков в зарубежной прессе. К примеру, канадский политик и политолог Майкл Игнатьев на страницах Japan Times пишет, что «угроза для американской гегемонии реальна», так как «подобно акулам, Китай и Россия несомненно чувствуют кровь в воде». Автор изображает Москву и Пекин как исключительно милитаристские государства, которые будут действовать сообща, чтобы «свергнуть американскую гегемонию».
Меж тем и Россия, и Китай упорно пытаются донести до западных стран, что не видят никакого политического или экономического смысла в разжигании военных конфликтов. В частности, Владимир Путин в одном из интервью подчеркнул, что у России нет «никаких резонов, никакого интереса – ни геополитического, экономического, политического, военного – воевать со странами НАТО». Таким образом российский лидер прокомментировал заявления президента США Джо Байдена, что после реализации целей специальной военной операции Москва якобы может решить атаковать страны НАТО.
Внешняя политика КНР также демонстрирует исключительное миролюбие, и это связано не только с позицией действующего руководства, но и с китайской политической культурой.
Как пояснил в беседе с «Ритмом Евразии» политолог Сергей Лебедев, старший преподаватель Факультета социальных наук и массовых коммуникаций Финансового университета, западной политической мысли (за редким исключением) не очень понятна Россия и еще менее понятен Китай. «Майкл Игнатьев – правнук графа Николая Игнатьева, долгое время бывшего императорским посланником в де-факто осажденном европейскими державами Китае, должен внимательнее изучать историю. Китай в целом очень не любит использовать военную силу, хотя и понимает, что иногда это неизбежно», – подчеркнул исследователь.
Согласно данным, приведенным политологом, с 1368 по 1841 год Китай принимал участие только в 24 конфликтах с другими государствами Восточной Азии и при этом почти никогда не стремился перекроить границы чужих государств. Гораздо чаще Пекин воевал с кочевыми народами и японскими морскими пиратами (вокоу), то есть, по сути, оборонял своих подданных от грабителей. Для сравнения: США воевали 92% всего времени своего существования.
«Для Китая характерна совершенно другая философия международных отношений – не завоевать и подчинить, а продемонстрировать преимущества партнерства и просветить, познакомив со своей политической и экономической теорией и философией», – подчеркивает исследователь. Не менее важный момент для понимания внешнеполитической философии КНР – так называемая теория трёх миров, сформулированная Мао Цзэдуном, согласно которой Китай должен был сплотить развивающиеся страны и отстаивать их интересы, пока две сверхдержавы выясняют отношения».
Внешнеполитическая традиция и теория трех миров объясняют, почему Пекин горячо поддерживает проект БРИКС и концепцию Глобального Юга, а также развивает свое собственное сотрудничество по линии ШОС. Китай видит себя не как гегемона, держащего весь мир под контролем за счёт системы военных союзов, как это делают США, а как сверхдержаву, обладающую передовой экономикой и передовыми социальными теориями, что позволяет ей создавать «сообщество единой судьбы». Эту мысль чётко выразил председатель Си Цзиньпин, когда заявил, что «Китай может процветать только тогда, когда мир вокруг процветает». Чтобы подкрепить слово делом, Пекин пообещал вложить 100 миллиардов долларов в экономики развивающихся стран в рамках проекта «Пояс и путь».
«Я бы обратил внимание не только на инвестиции, но и на просветительскую деятельность КНР. В странах Глобального Юга действует разветвленная сеть китайских партийных школ, в которых обучаются будущие главы государств, и это мощнейший инструмент проекции мягкой силы Пекина, который будет окупаться в геометрической прогрессии, – говорит С. Лебедев. – Это, кстати, то, чему мы могли бы у них поучиться, если хотим взрастить новое поколение элиты в дружественных нам странах».
Однако ключевым инструментом для Китая остается дипломатия капиталов – в противовес дипломатии канонерок, характерной для США. К примеру, если говорить про Центральную Азию, то Китай хотел бы превратить этот регион в транспортный и логистический узел, через который пойдут ключевые торговые потоки. Китай стал крупнейшим кредитором государств региона, в том числе он активно ссужал деньги во время пандемии.
В Африке Китай также активно сужает деньги, при этом подход КНР радикально отличается от западного. «США и связанные с ними международные организации опираются на философию conditional lending, то есть утром деньги – вечером «демократическое», то есть проамериканское, правительство. Африканские политики воспринимают этот подход как неоколониализм. Китай ничего подобного не требует и даже не то чтобы особо продвигает марксистские идеи – с точки зрения Пекина не всё, что работает в Китае, сработает и в Африке – и наоборот. Конечно, подобный подход тоже не лишён изъянов – если вспомнить Южный Судан», – напомнил Сергей Лебедев.
Во время столкновений в Южном Судане китайское правительство вынуждено было маневрировать между различными группировками и фракциями, чтобы обеспечить безопасность Великого нильского нефтепровода, управляемого CNPC (Chinese National Petroleum Corporation). Однако подобные интервенции не носили доктринального характера и были направлены исключительно на защиту китайских национальных интересов.
Китайский прагматичный и уважительный подход очень напоминает российскую деидеологизированную внешнеполитическую практику. Именно поэтому российский и китайский лидеры так легко находят общий язык и сходятся в большинстве мир-политических вопросов.
Китайские экономические теоретики предлагают философию «инклюзивной глобализации», то есть подхода, при котором упор делается на взаимовыгодное экономическое сотрудничество при признании многообразия форм правления и политических режимов вместо высокомерных и крайне лицемерных лекций Запада про демократию и права человека.
«Инклюзивная глобализация – это по сути китайская версия российской идеи многополярного мира. Взаимовыгодно сотрудничаем, торгуем, во внутренние дела без запроса со стороны легитимного правительства, как это было в Сирии, не лезем. И именно поэтому Россия и Китай так хорошо понимают друг друга, несмотря на очевидные цивилизационные различия», – поясняет С. Лебедев.
«По сути, Китай давно претендует на роль провайдера того, что экономисты и политологи называют глобальными общественными благами. Пекин хочет показать, что может создавать инфраструктуру, которая принесёт выгоду всем причастным, а при необходимости внесёт свою лепту и в поддержание безопасности, если его об этом попросят. Понимая это, США какое-то время пытались вовлечь его в свои проекты, например, т. н. «флот 1000 кораблей», но руководство Китая быстро поняло, что Вашингтон хочет использовать чужие ресурсы для достижения своих целей, и отказалось. Подход России в этом плане намного честнее – Москва не скрывает, что преследует свои национальные интересы и готова уважать чужие национальные интересы. Ганс Моргентау бы сказал, что это отличный фундамент для здорового партнерства – как раз в духе БРИКС и ШОС. И да, конечно, и Путин, и Си хотели бы свергнуть американскую гегемонию, как пишет господин Игнатьев, но этого хотели бы миллиарды людей по всему миру. И такие опытные лидеры точно не будут действовать в лоб военными методами, а предпочтут выстраивать архитектуру сотрудничества и безопасности Глобального Юга», – заключил политолог.