Краеведческое движение в России имеет давнюю историю и традиции, которые распространялись с расширением границ Империи. Юрий Флыгин рассказал изданию Uzmetronom об истории появления и развития краеведения в Средней Азии.
Всплеск народного интереса к краеведению и местной истории отмечен с установлением Советской власти и образованием союза республик. Во многом этому способствовала и государственная политика, поощрявшая изучение родного края, особенно на национальных окраинах.
Новая власть всячески поддерживала повсеместно возникавшие общественные объединения краеведческого характера. Весьма активно это проявляется на примере Средней Азии, где такие объединения были широко представлены различными комитетами по охране памятников старины и искусства – Турккомстарис, Самкомстарис, Бухкомстарис, Средазкомстарис, Узкомстарис. Это были довольно влиятельные организации, пользовавшиеся большой поддержкой властей.
Преданья старины глубокой
Традиция заботиться о сохранности исторических памятников и артефактов в Средней Азии начала формироваться много раньше – сразу вскоре после присоединения Туркестана к Империи. «Российские центральные и краевые власти, русские учёные и краеведы заложили основы работы по сохранению туркестанских архитектурных и прочих материальных памятников, некоторые из которых ныне входят в золотой фонд исторического наследия народов стран Центральной Азии». По инициативе русских властей ряд значительных архитектурных объектов и ансамблей были расчищены от накопившегося за века мусора (усыпальница Ахмада Яссави в Туркестане, Регистан в Самарканде и др.). Интерес к изучению и сохранению туркестанских древностей проявили главные российские научные учреждения – Академия наук, Петербургский университет, Императорская Археологическая комиссия.
К сожалению, местное население Туркестан совершенно равнодушно относилось к сохранению культурного наследия края. Археологические объекты раскапывались для последующего грабежа или просто разрушались для добычи строительных материалов – кирпича и камня. Краевые власти вынуждены были принимать специальные акты по запрещению этих разрушительных действий, вести уголовное преследование расхитителей гробниц.
Известны случаи продажи местными мусульманами иностранцам даже сакральных для своей религии артефактов. В начале XX века русским властям пришлось заниматься судьбой ценной детали портала мавзолея Гур-эмир. Местные служители исламской святыни, в ведении которых находилась усыпальница, продали за бесценок турецким купцам мозаичную надпись, украшавшую один из порталов комплекса. Белые буквы надписи, размещённой на фоне растительного узора, гласили: «Это могила Султана мира, эмира Темура». Турецкие купцы с немалой прибылью для себя перепродали панно Берлинскому Императорскому музею.
Группа русских краеведов, членов Туркестанского кружка любителей археологии, обратилась к правительству России с просьбой оказать содействие в возвращении в Туркестан ценного артефакта. В дело вмешалось российское Министерство иностранных дел. В результате разросшегося дипломатического скандала, многолетней переписки, немцы незадолго до Первой мировой войны согласились вернуть панно за шесть тысяч марок, внушительную сумму по тем временам.
По свидетельству одного из старейших узбекистанских туркестановедов, ученика В.В. Бартольда, И.И. Умнякова, «на изучение памятников былых времен в Средней Азии давно было обращено внимание… Наряду с «любительскими» изысканиями в области археологии и старины вообще велись и научные исследования по поручению… Императорской Археологической комиссии и впоследствии Русским Комитетом для изучения Средней и Восточной Азии».
Существенный вклад в дело защиты среднеазиатского исторического наследия внёс Туркестанский кружок любителей археологии (ТКЛА). По свидетельству крупнейшего узбекистанского историографа второй половины XX века Б.В. Лунина, «русская наука дореволюционного времени внесла крупный вклад в дело изучения природы и истории Средней Азии. В этом вкладе есть доля Туркестанского кружка любителей археологии».
Практически все вышеупомянутые историко-краеведческие объединения, организованные после 1917 года, состояли из русских интеллигентов, большинство из которых проявило себя в деле изучения и сохранения среднеазиатских исторических объектов ещё в дореволюционное время. В этой связи следует заметить, что «охрана памятников старины – это явление, целиком и полностью связанное с русской колонизацией Закавказья и Туркестанского края. Оно является одним из тех новшеств, которые вошли в жизнь этого региона во второй половине XIX в. и получили развитие в XX в. в ходе его советской модернизации».
На отсутствие интереса коренного населения к охране своих архитектурных исторических объектов влияло следующее обстоятельство. Почти все значимые архитектурные сооружения были связаны с исламской конфессией. Сакральный статус, заслуживающий сохранения, такие объекты имеют лишь в период их функционирования. «Древние постройки, утратившие свою функциональную роль, ничего не значили и были обречены на уничтожение».
Но даже и функционировавшие объекты не всегда могли рассчитывать на своевременное поддержание своего состояния. На такие цели были предназначены вакуфные средства, которые очень часто расхищались их экономами-распорядителями – мутаваллиями.
Русская дореволюционная власть пыталась обеспечить интересы вакуфополучателей, ограничить произвол мутаваллиев и защитить вакуфы от расхищения. Это касалось получателей вакуфов как из числа исламских учебных заведений, так и других конфессиональных учреждений и объектов. Например, при проверке вакуфных документов, предпринятых русской администрацией, выяснилось, что мутаваллий Гур-эмира вообще не имеет никаких достоверных документов на принадлежавший усыпальнице вакуф. Несмотря на это, русская администрация, учитывая «значение самого здания как памятника древности своеобразного зодчества [сочла необходимым] поддержать со стороны правительства… усыпальницу Тамерлана с мечетью при ней».
Новые веяния
Работа по сохранению, ремонту, реставрации исторических артефактов, архитектурных объектов и ансамблей с ещё большей активностью развернулась в советский период.
К сожалению, в узбекской историографии в последние 30 лет всё более насаждается дискурс, что якобы и в советское время, а тем более в имперский период узбекская культура не поддерживалась, историческое наследие, в том числе архитектурное, чуть ли не уничтожалось. Такое вздорное мнение абсолютно не соответствует действительности и опровергается многочисленными фактами.
Об уровне аргументации узбекских историков в русле названного дискурса очень наглядно свидетельствует такой факт. В декабре 2014 года «группа научных сотрудников Института истории Академии наук Узбекистана» (во всяком случае именно так было обозначено авторство) одновременно как по команде опубликовала на нескольких сайтах материал под названием «К вопросу об оценке публикации «Почему из Ташкента не вывезли Госархив». Названная публикация была размещена на сайте «Вести.уз» без подписи и очевидно принадлежала редактору сайта. В ней говорилось о прошедшем немного ранее под эгидой Посольства РФ «круглом столе» по проблематике российско-среднеазиатских отношений в исторической ретроспективе. Справедливости ради следует согласиться, что сотрудники Института истории правы, характеризуя заметку на сайте «Вести.уз» как «сумбурную, антиисторичную и декларативную». Её автор выхватил из контекста насыщенного, разнопланового и доброжелательного обсуждения лишь отдельные факты, заострив их в тенденциозном плане. Но в данном случае я вынужден обратить внимание на то, что авторы из Института истории показали себя никак не более «историчными».
Так, подкрепляя свой тезис об отсутствии какого-либо вклада имперских властей в развитие хозяйства и культуры Туркестанского края, они ссылались на археолога М.Е. Массона. Известный учёный не отличался щепетильностью в некоторых вопросах. В своей брошюре «Три эпизода, связанных с самаркандскими памятниками старины» он утверждал, что генерал-губернатор А.В. Самсонов в ответ на просьбу чиновника-краеведа В.Л. Вяткина, сопровождавшего начальника края при осмотре самаркандских древностей, выделить средства на ремонт некоторых памятников, якобы ответил: «Я думаю, что это ни к чему – чем скорее разрушится всё это, указал он широким жестом на Регистан, тем лучше для русской государственности».
Такой эпизод не мог иметь места, это явный вымысел склонного к саморекламе Массона. И не только потому, что генерал-губернатор А.В. Самсонов известен как раз как защитник туркестанской старины. Массон утверждает, что он якобы сам слышал указанную фразу, поскольку Вяткин как будто бы пригласил его сопровождать генерал-губернатора. В условиях строгой субординации того времени такая мысль никогда бы не пришла в голову рядовому чиновнику Вяткину. Эпизод с встречей Вяткина и Самсонова относится к 1909 году, гимназисту Массону было тогда около 12 лет.
Несолидно для сотрудников академического института ссылаться на источники подобного уровня «авторитетности». Ещё более одиозно выглядит другое утверждение авторов из названного института в той же статье. Желая опровергнуть тезис о том, что отдельные регионы Средней Азии добровольно вошли в состав Российской империи, они заявляют, что «истории не известны факты обращения местных жителей с просьбой о российском протекторате». Странно, ведь документов, подтверждающих подобные факты, множество, и за ними нет нужды далеко ехать. Достаточно посетить в Ташкенте Национальный архив Узбекистана.
Также имеется огромное количество документальных свидетельств заботы российских властей, российских специалистов о защите и сохранении исторических памятников народов Средней Азии.
Ниже я привожу два эпизода из числа таких фактов, которые относятся как раз ко времени образования Узбекской Советской республики. Оба примера, среди прочего, показательны тем, что именно русская интеллигенция, русские краеведы, объединённые в то время под эгидой Средазкомстариса активно выступали в защиту узбекского исторического наследия с практическими инициативами и активно работали над реализацией этих инициатив при полной поддержке и содействии государственной советской власти.
(Окончание следует)
Юрий Флыгин, историк
Материал рекомендуем для семейного и внеклассного чтения, а также в качестве факультативного пособия для специальных и высших учебных заведений Узбекистана.