В отношениях между авторитарными режимами и крупными внешними игроками – будь то государства Запада, региональные великодержавы или транснациональные корпорации – всегда есть одна и та же ловушка.
Сначала всё выглядит как взаимовыгодный союз: инвестиции, дипломатическое признание, новые контракты, блеск международных саммитов. Кажется, что дружба с могущественным партнёром автоматически гарантирует безопасность и престиж. Но за этим почти всегда прячется опасная зависимость, а иногда и прямой путь к разрушению. История Муаммара Каддафи как под микроскопом показывает, насколько рискованно авторитарным лидерам слишком доверять тем, кто на деле исходит исключительно из собственных интересов.
Когда Каддафи пришёл к власти в 1969 году, он был полон амбиций: возглавить арабский мир, бросить вызов Западу, построить «великую Джамахирию». Его риторика была антиимпериалистической, курс – независимым, а связи с Советским Союзом и африканскими странами помогали выстраивать альтернативный центр силы. На первых порах он противостоял и США, и Европе, создавая образ непокорного арабского лидера. Но к началу 2000-х он пошёл на разворот.
Дальше всё развивалось по классическому сценарию сближения. Европа, а особенно Италия и Франция, увидели в Ливии источник стабильной нефти, газа и рынок для своих компаний. Каддафи, в свою очередь, искал политическое признание, инвестиции и технологическое сотрудничество. Между Триполи и Римом был заключён договор о дружбе и партнёрстве, предусматривающий совместные проекты на миллиарды евро. Итальянские компании получили контракты на строительство дорог, инфраструктуры, нефтепроводов. Франция вела переговоры о поставках вооружений и ядерных технологий. Брюссель включил Ливию в контуры своей «европейской соседской политики». Казалось, Ливия вернулась в «приличное общество».
На фотографиях того времени – Каддафи в окружении европейских лидеров, его шатёр в центре Рима, рукопожатия с президентами и премьерами. После десятилетий изоляции он наслаждался признанием. Ливийская нефть текла в Европу, а миллиарды евро – обратно в ливийские контракты. Каддафи уверовал, что нашёл идеальный баланс. Но всё это оказалось построено на зыбком песке. Европа видела в Ливии не союзника, а инструмент решения собственных проблем: энергетической, миграционной, геополитической. Режим Каддафи был нужен постольку, поскольку обеспечивал стабильность потоков нефти и сдерживал беженцев.
В 2011 году это хрупкое равновесие разрушилось. Волнения «арабской весны» дошли до Ливии, протесты переросли в вооружённое восстание. И тогда те самые партнёры, которые ещё вчера принимали Каддафи как «реабилитировавшегося лидера», сделали шаг в противоположную сторону. Под предлогом защиты гражданского населения была принята резолюция Совета Безопасности ООН и началась военная операция НАТО. Сначала бесполётная зона, затем удары по ливийским позициям, потом поддержка мятежников.
Интервенция завершилась гибелью Каддафи и распадом его государства. Страны, с которыми он выстраивал долгие годы экономическое партнёрство, не только не вмешались, чтобы его защитить, но и активно участвовали в уничтожении режима, когда он стал неудобен. В результате Каддафи лишился всего. Его личная трагедия стала символом того, как быстро дружеские отношения с сильным партнёром превращаются в инструмент давления.
Сближение с Западом создаёт иллюзию защищённости. Но авторитарные режимы редко понимают, что их безопасность держится не на дружбе, а на интересах партнёра. Как только эти интересы меняются – баланс рушится. Как только режим перестаёт быть полезен, начинается сценарий «демократизации» или «гуманитарного вмешательства».
В этом смысле судьба Каддафи не исключение. Подобные истории происходили десятки раз: от Саддама Хусейна, который в 1980-е был союзником США против Ирана, до Норьеги в Панаме, который сотрудничал с Вашингтоном, пока не стал неудобен. Та же логика действует и сегодня, просто инструменты стали утончённее.
Экономическое сближение с внешними центрами силы почти всегда создаёт зависимость. Внешние кредиты, инфраструктурные контракты, обмен технологиями – всё это кажется выгодным, пока остаются равные условия. Но в реальности сильная сторона всегда навязывает свои правила игры.
Сегодня, когда новые и старые авторитарные режимы ищут пути к «партнёрству» с сильными державами, история Ливии звучит как предостережение. Не потому, что сближение само по себе опасно, а потому, что оно требует равенства и прозрачности, которых в подобных союзах почти не бывает.
Муаммар Каддафи прожил жизнь между вызовом и подчинением. Он пытался быть независимым и одновременно желал признания. Его конец стал не просто личной трагедией, а уроком мировой политики. Мир устроен так, что интересы сильных всегда перевесят эмоции слабых.
Соб. инф.