Полноценная реализация поворота на Восток, формирование коридора Север-Юг, подразумевающие переориентацию логистических цепочек, без территории Центральной Азии будут неполными. Безопасность и стабильность региона – ключевой интерес Российской Федерации.
За последние десятилетия угрозы безопасности для региона трансформировались. Наравне с традиционными направлениями – борьбой с религиозным терроризмом и экстремизмом, наркотрафиком и прочим, появился, условно, новый спектр вызовов, на которые необходимо реагировать. Стоит отметить, что геополитический кризис не вызвал новых проблем, а скорее обострил существующие.
Традиционно основной угрозой для стабильности государств Центральной Азии считается распространение религиозного экстремизма и терроризма, в том числе «экспортированного» из Афганистана.
Вывод США войск из Афганистана и установившийся новый режим движения Талибан* однако не стали спусковым крючком к обострению этой угрозы. При этом, несмотря на официальное непризнание власти талибов в Кабуле, практически все страны региона (за исключением Таджикистана) заняли активную позицию в вопросах выстраивания двусторонних отношений. Казахстан даже открыл торговое представительство в Афганистане, а Узбекистан продолжает полевые работы для реализации проекта Трансафганской железнодорожной магистрали.
Однако говорить, что эта угроза отходит на второй план, неверно. Рост религиозности в странах региона накладывается на низкое качество подготовки исламского духовенства и отсутствие (в ряде стран) постоянного мониторинга деятельности духовных лидеров, что вкупе с широким распространением социальных сетей в бедных районах создает базу для формирования спящих ячеек радикального характера.
При этом рассматривать угрозу радикализации невозможно вне контекста вызовов политической и экономической устойчивости на фоне меняющегося пространства.
В случае со странами Центральной Азии социально-экономический фактор крайне значим. Питательной для деструктивных идей становится не только среда социально незащищенных слоев населения, но и территории с высоким уровнем экономического неравенства. Устойчивый демографический рост вкупе с пандемией коронавируса и даже российская СВО на Украине значительно повлияли на уровень жизни населения.
На этом фоне нельзя исключать формирование межэтнической напряженности – как в случае с Кордайскими событиями в Казахстане и Каракалпакскими событиями в Узбекистане, где этнический фактор не стал первичным, однако стал катализирующим для быстрой протестной мобилизации населения.
При этом на межгосударственном уровне существует много противоречий в вопросах делимитации границ. Сложность межевания территории определяется значительным количеством анклавов и сооружений для совместного пользования. На таких территориях часто возникают бытовые конфликты, быстро перерастающие в крупные боевые столкновения. Ярким примером является таджикско-киргизский приграничный конфликт.
С 2021 года лидеры государств Центральной Азии заняли активную позицию в вопросах урегулирования границ, однако определенная напряженность сохраняется. В условиях культурной специфики стран региона, с усилением фактора внешнего вмешательства именно межнациональный фактор может стать инструментом дестабилизации региона.
В этой связи возрастает значимость фактора внешнего вмешательства. В 2022–2023 годах чиновники и политики стран коллективного Запада совершили беспрецедентное количество визитов в государства региона. Риторика визитов вполне однозначна: Центральная Азия не должна стать способом обхода антироссийских санкций, а страны региона должны придерживаться западных принципов и правил.
Интересно, что объемы обещанной помощи для компенсации последствий антироссийских санкций сопоставимы с финансированием, выделяемым на поддержку гражданского общества. Опыт Украины, Грузии и других стран постсоветского пространства ярко показывает, какой реальной силой может обладать улица при наличии заинтересованных элитных групп.
Поэтому на первый план выходит еще один, условно новый риск – риск политического транзита. Ситуация в странах региона неравнозначна – Туркменистан выбрал поступательную модель, где Бердымухамедов-старший является определенным гарантом при сильном, набирающемся опыта сыне. Успешные реформы Мирзиёева в Узбекистане дали хороший кредит доверия и сплотили элиту. Не столь однозначна ситуация в Казахстане, где после январского кризиса Токаев начал консолидировать вокруг себя политическую и экономическую элиту страны, однако еще не завершил этот процесс, что представляет определенную угрозу (недавние события в Жанаозене, традиционном источнике беспокойства, это показали). Таджикистан стоит на пороге значительных перемен и передачи власти от отца к сыну. При хорошем стечении обстоятельств передача власти пройдет по туркменскому сценарию, что, однако, может иметь иной результат. Киргизия, с одной стороны, устойчива в своей неустойчивости – имея опыт трех революций, способна к удержанию вертикали власти – однако только при отсутствии внешнего вмешательства, что нынешняя геополитическая реальность гарантировать не может.
Особняком стоит вопрос информационной безопасности, который, с одной стороны, традиционный (в плане борьбы с распространением деструктивных идей), с другой – новый, поскольку глобальный слом мироустройства, который мы наблюдаем сейчас, сопровождается глобальной гибридной войной, где управление информационными потоками – один из инструментов. Январские события в Казахстане ярко продемонстрировали, что каналы в социальных сетях и рассылки в мессенджерах могут стать реальным инструментом формирования накала в обществе. Защита информационного пространства от внешнего вмешательства, противоречащего национальным интересам, – еще один вызов, с которым необходимо работать государствам Центральной Азии.
Геополитический кризис, вызвавший начало трансформации миропорядка, только начался. Несмотря на то что страны Центральной Азии напрямую не затронуты – против государств региона не введены экономические санкции, – географическое положение между Россией и Китаем делает регион объектом пристального внимания. Безопасность и стабильность региона становится ключевым интересом, однако сама архитектура безопасности значительно усложняется, и количество вызовов растет.
Дарья Чижова, директор информационно-аналитического Центра по изучению общественно-политических процессов на постсоветском пространстве