События на Украине и сложившаяся конъюнктура мировой политики вынуждают США действовать более решительно в странах, которые являются устоявшимися партнерами Российской Федерации. Конечно, излюбленным (и очень эффективным) механизмом здесь остается санкционный шантаж. Вашингтон вполне открыто говорит о возможности вторичных санкций за излишне тесное взаимодействие с Россией. Причем речь идёт не только об ограничениях в торгово-экономической сфере, но и о политическом сотрудничестве. В случае с Европой и рядом других государств это работает. Однако в некоторых регионах Штатам приходится быть более обходительными.
Вполне ожидаемо, что за последние полтора года Вашингтон ощутимо активизировал попытки усилить своё влияние в Центральной Азии. Цель здесь довольно прозрачна – отрыв региона от России, а также от Китая как максимум. На эту цель работают многочисленные делегации Запада, еженедельно присутствующие в разных странах ЦА. К этим же задачам был привязан и недавний саммит С5+1 на полях сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке. В то же время, если цели США вполне ясны, то инструментарий на центральноазиатском направлении не такой однозначный. Дело в том, что в отношении Центральной Азии действия Белого дома имеют двойственный характер.
С одной стороны, в Соединенных Штатах осознают, что масштабные и не косвенные торгово-экономические «бенефиты» в странах Центральной Азии получить сложно. Интересы Вашингтона на Ближнем Востоке, в Юго-Восточной Азии и, тем более, в Европе гораздо обширнее. С другой – американская стратегия направлена на укрепление своих позиций как на мировой, так и на региональной арене, что остается важным фактором в принятии решений. В этом смысле американцы просто не могут не предпринимать попыток укрепления своих позиций в Центральной Азии.
В регионе, конечно, работают американские компании энергетического сектора, который и представлен наиболее крупными проектами США. Кроме того, представители Торговой палаты Соединенных Штатов не так давно заявляли о росте интереса Центральной Азии к корпоративным инвестициям с американским участием. Дополнительно, Штаты заинтересованы в центральноазиатских месторождениях редкоземельных металлов, что особенно актуально после прекращения их поставок из Китая. Тем не менее, этот экономический макрорегион для Вашингтона всё же нельзя назвать приоритетным. Первично страны Центральной Азии для Штатов имеют геополитическое значение.
Де-факто у тех же стран Европы экономических интересов в Центральной Азии гораздо больше. Многие европейские государства рассматривают возможности размещения производственных мощностей в Узбекистане и Казахстане, причем не только в энергетической сфере. Примечательно, что одной из главных причин такого интереса со стороны ЕС выступает географическая близость региона к России. Особенно выделяются немецкие компании, которые стремятся расширить торговые отношения с Россией и ищут пути для достижения этой цели.
Наконец, у самой России экономических интересов в Центральной Азии гораздо больше. Здесь можно перечислить практически все отрасли и сферы энергетического сектора, тяжелую промышленность, машиностроение и другие сектора экономики. Кроме того, Кыргызстан и Казахстан являются членами Евразийского экономического союза, в рамках которого стороны наращивают взаимную торговлю несырьевой группой товаров. Вторым таким же значимым соседом для региона является Китай, чей объем инвестиций в Центральную Азию демонстрирует поступательный рост как минимум последние два десятилетия. Иными словами, для Москвы и Пекина страны Центральной Азии являются стратегически важными партнерами. Именно России и Китаю необходима стабильность этого региона.
В свете этой действительности в рамках американской политики Центральная Азия воспринимается как второстепенный экономический регион. Однако его геополитическое значение более весомое. В призме долгосрочной стратегии США, одной из возможных альтернатив может быть создание нестабильности в Центральной Азии. Для США это не несёт никакого непосредственного ущерба, не воздействует негативно на американскую экономику, политические или военные ресурсы, однако может вызвать ощутимые затруднения для Китая и России. В этом контексте такой вектор воздействия может представляться наиболее привлекательным. Всё это подразумевает, что американская стратегия может включать в себя стимулирование ухудшения внутренней обстановки в Центральной Азии и поощрение хаотичной политики с конечной целью установления перманентного внутреннего кризиса в регионе.
Показательна здесь и достаточно нейтральная на первый взгляд стратегия США в Центральной Азии до 2025 г. В этом документе особо подчеркивается, что Центральная Азия является геостратегически важным регионом, имеющим значение для национальной безопасности Соединенных Штатов, независимо от активности США в Афганистане. Но если поставить вопрос о том, почему регион так важен для Вашингтона, то становится очевидным, что основная цель заключается в противодействии России и Китаю. При этом сомнительно, что Белый дом рассчитывает конкурировать с этими игроками за счет наращивания инвестиционного и торгово-экономического сотрудничества с пятью государствами Центральной Азии. Как раз такой вариант для региона был бы предпочтителен. Однако для Штатов это будет слишком дорого, так как показатели Пекина и Москвы в вопросах трансграничного экономического сотрудничества с Центральной Азией недостижимы по естественным историческим и территориальным причинам.
В этих условиях у США остаётся отработанный механизм цветных революций, россыпь сценариев смены режимов, на что Вашингтон и будет уповать в средне- и долгосрочной перспективе. Таким образом, любые западные проекты будут направлены не столько на интеграцию и притяжение Вашингтона или его партнеров к Центральной Азии, сколько на дестабилизацию любых интеграционных проектов на постсоветском пространстве и на подрыв абсолютно любых торгово-транспортных инициатив Китая. Этот тезис подтверждается и недавними конфликтным кейсами в Казахстане и Узбекистане. В пользу такого сценария ложится и сентябрьский саммит С5+1 в Нью-Йорке. Факт, что американцы перешли к проведению встреч на более высоком уровне, чем ранее, когда они проводились только между министрами, свидетельствует о том, что Соединенные Штаты оценили высокую стратегическую значимость этого региона.