В канун празднования 70-летия Победы во второй мировой в городе Ангрене (Ташкентская область) средь бела дня снесли монумент советским солдатам-победителям. Снесли буднично, подогнав необходимую в подобных случаях технику. Массового протеста горожан в защиту памятника не произошло. Местная пресса факта не заметила, мировая — особого внимания тоже не обратила. О сносе сообщило одно зарубежное информационное агентство, позиционирующее себя как оппозиционное нынешним узбекским властям. И всё. Посол России в Узбекистане Владимир Тюрденев не собрал пресс-конференцию и не заклеймил позором «манкуртов», начисто забывших свои исторические корни и свою историю. Не сделали публичных заявлений другие должностные лица Российской Федерации, в иных обстоятельствах весьма оперативно реагирующие на инциденты подобного рода, происходящие либо в странах Балтии, либо на Украине.
Сразу скажу: в том виде, в котором монумент солдату-освободителю пребывал последние годы, он был позором и города, и страны – облезлый, с варварски выломанными фрагментами скульптуры, забытый и заброшенный. Не представлял он и художественной ценности – типичный провинциальный образец советского монументального искусства, в котором идеология доминировала над исполнением и художественностью. Аналогичные монументы в городах и весях СССР нередко ставили не столько из искреннего стремления увековечить память погибших в Великой Отечественной войне, а исходя из сугубо пропагандистских партийных задач и пресловутой «галочки» в отчёте о проделанной работе.
Вспоминаю такой случай. В первой половине семидесятых годов прошлого столетия памятник советским солдатам, ушедшим на фронт из заводских цехов, решили поставить на территории легендарного тогда завода «Ташсельмаш», выпускающего хлопкоуборочные машины. Секретарь парткома завода Сакиджан Каюмович Таджиев (по моим сведениям, сегодня он мусульманский священнослужитель, то есть, по-прежнему на переднем крае идеологической борьбы) в своем кабинете собрал специально прибывших из Москвы архитекторов и скульпторов. Он объяснил им, что хотел бы видеть у заводской проходной «женщину с саблей», как в Волгограде, где находился в составе партийно-правительственной делегации Узбекской ССР. Архитекторы оказались людьми деликатными и тактично объяснили секретарю парткома, что у завода денег не хватит на строительство подобного мемориала. Остановились на скромной памятной доске с именами и фамилиями заводчан, не вернувшихся с войны, и вечном огне у основания мемориала.
К чему этот исторический экскурс? К тому самому вопросу о художественной ценности монумента. Другое дело – память. С памятью о недавнем прошлом в Узбекистане действительно проблемы. Власть с первых лет получения государственного суверенитета в границах Узбекской ССР старательно вытравливает из сознания народа всё, что было связано с нахождением этой территории в составе Российской империи, а позже – в составе Советского Союза. Памятники вождю мирового пролетариата здесь снесли еще в 1991-1992 годах. Памятники советским государственным и партийным деятелям – в тот же исторический отрезок времени.
Имели право? Имели. Каждое суверенное государство может самостоятельно определять выбор символов и символики, сообразуясь со своими представлениями о морали, нравственности, отношении к прошлому. Вправе самостоятельно решать, где и какие памятники устанавливать, кому поклоняться, а кого предать забвению. В 1917 году в советской России чугунных двуглавых орлов сбивали с не меньшим остервенением, самозабвением и усердием, чем в девяностых крушили памятники Ленину и Дзержинскому.
Многие помнят раскрученную в российских СМИ историю с памятником советским солдатам в столице теперь тоже суверенной Эстонии. Митинги протеста, недовольство части местного населения, обвинения властей в кощунстве, предательстве идеалов борцов с нацизмом и так далее. А что собственно хотели сделать власти Таллина? Перенести мемориал и прах погибших из центра города на территорию воинского кладбища. Не надругаться, не уничтожить, не сравнять с асфальтом, а перенести со всеми полагающимися в подобных случаях почестями. Каждый, кто по-прежнему чтил память советских солдат, отдавших жизнь за свободу и независимость той же Эстонии, мог прийти на кладбище, положить цветы на могилу, мысленно поблагодарив их за подвиг. Мертвые вообще должны покоиться на кладбище – это мое глубокое убеждение.
Однако вернемся к узбекскому Ангрену и той самой исторической памяти, искусственный дефицит которой давно тиражируется в Узбекистане. Понятно, что нынешние руководители города и области – это преимущественно достаточно молодые люди. Значительная часть их жизни прошла в условиях современного Узбекистана, в этих условиях формировалось или стабилизировалось их мировоззрение. Для них нет самого понятия «Великая Отечественная война». Они слышали о второй мировой, в которой юридически Республика Узбекистан участия не принимала. По крайней мере, до недавнего времени такова была позиция официального Ташкента. Им сказали снести, они и снесли, нимало не заботясь о резонансе, который снос монумента может вызвать.
По большому счету, им и на резонанс было наплевать – они исполнители. О резонансе пусть думают те, кто сидит наверху. Наверху же считают, что тени совместного прошлого – серьезное и нежелательное препятствие при строительстве будущего по суверенным лекалам.