Российская Дума в первом чтении приняла законопроект о запрете на операции по смене пола за исключением случаев «врождённых физиологических аномалий формирования пола у детей». Законодательная новелла вызвала одобрительные кивки у традиционалистов и зубовный скрежет у адептов западного гендерного разнообразия. Для нас законопроект стал хорошим поводом поразмышлять о связи устойчивости социальных структур с девальвацией идентичности.
Моё тело – моё дело?
Российские законодатели мотивировали принятие законопроекта необходимостью «защиты национальных интересов». Вот что сказал по поводу проекта закона депутат ГД РФ Пётр Толстой:
«Данный законопроект — ещё один концептуальный шаг в сфере защиты национальных интересов, которые закреплены в Конституции РФ, Стратегии национальной безопасности, Основах государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей и других базовых документах. Ставя запрет на пути подобных веяний, мы сохраняем для потомков Россию с её культурными и семейными ценностями, традиционными устоями, мы возводим барьер на пути проникновения западной антисемейной идеологии. Ну и прикрываем кому-то многомиллиардный бизнес».
Разумеется, немедленно в общественно-информационном пространстве появились «люди с хорошими лицами», предавшие законодательную новеллу остракизму. В типично постмодернистской манере, которая, как известно, отличается избыточностью иронии, они задались вопросом, чем же могут быть опасны для национальной безопасности кучка бородатых женщин и мужчин с молочными железами. На первый взгляд действительно не страшно, а скорее смешно. Но у всякого вопроса есть несколько измерений, их-то и необходимо затронуть в нашем небольшом исследовании. Мы полагаем, оно будет весьма актуальным для стран Центральной Азии, в которых повестка гендерного разнообразия набирает обороты и постепенно становится столбовой дорогой в сторону благословенного Запада.
Итак, устойчивость социальных структур, начиная от небольшой общины, заканчивая государственным образованием, основывается на конвенциональном принятии той или иной более или менее многочисленной группой основных параметров идентичности. Параметров этих много и им посвящено неисчислимое количество научных исследований о том, что делает нацию нацией, коих мы касаться пока не будем.
Очевидно, что базовый параметр нашей самоидентификации – пол. Отвечая на вопрос «кто ты?», мы чаще всего разворачиваем следующую интеллектуальную конструкцию: «Я – мужчина (имярек), казах (этническая принадлежность), отец двух детей (гендерная идентичность), житель Алматы (принадлежу к соответствующей социальной группе с ясной локализацией), инженер (профессиональная идентичность), етс.
Таким образом мы получаем среднестатистического гражданина, являющегося основой любого общества: он создаёт материальные ценности, воспитывает детей (обеспечивает демографическую устойчивость группы), воюет за свою страну, обеспечивает своих близких и делает много других полезных для выживания группы вещей.
Теперь развернём иную конструкцию. «Я – мужчина, но женщина, я казах, но казашка, я отец (или мать?) двух детей, я инженер (инженерка?) и т.д.» Структура самоидентификации в данном случае шаткая, невротическая. Если в социальной группе обнаруживается критическое количество подобных гендерных инсургентов, то эта группа в среднесрочной (по историческим меркам) перспективе исчезнет (растворится в потоке более гендерно устойчивых групп).
И дело не в том, что мужчина, ставший женщиной, не сможет продолжить род биологически (хотя и в этом тоже). Дело в том, что отказ от идентичности – штука почти в буквальном смысле слова заразная. Меньшинство всегда активно и старается возвести свой образ жизни в норму.
Религиозный человек сказал бы, что по отношению к греху есть три пути: смириться, жить с ним и иногда каяться; победить его тяжёлой духовной работой; и самый лёгкий, приятный, но при этом тупиковый путь – сделать все, чтобы грех воспринимался не просто в качестве нормы, но в качестве своего рода доблести.
«Он совершил каминг-аут! Какой он смелый! (смелая?)». Человек не на амбразуру бросился, не бабушку из огня спас, не девушку от хулиганов защитил – он признался в своей сексуальной ориентации или гендерной принадлежности. Когда подвигом называют альковные вопросы и способ получения сексуального удовольствия – это мощнейший удар по всему нарративу государственности. Потому что основа любой государственности – это героическое предание.
Ни в русских, ни в кыргызских, ни в казахских эпосах мы не найдём ничего о богатырях и батырах, прославленных в веках своим трансгендерным переходом. Они славны, если смотреть совсем глубоко, тем, что побеждают хаос и творят космос, то есть упорядочивают и украшают окружающий их мир. Потеря идентичности – это бездна чистого хаоса. Или, если обойтись без мифопоэтической лексики, энтропия любой сложной системы. Попросту говоря, смерть…
Традиция как предохранитель от распада и уничтожения
Традиция – это не просто красивое слово, несколько, увы, уже затасканное. Его буквальный перевод с латыни, собственно, и означает «предание» или «передача». Передача накопленного в веках опыта, который создаёт модели поведения, формирует ценностный ряд, отношение к семье, Родине, отцу, матери.
Нельзя внедрить в традицию что-то корневым и сущностным образом отличающееся от неё. Любишь, почитаешь и сохраняешь память именно об отце и матери, а не об отце и отце. Любое инородное тело немедленно уничтожает традицию так же, как та крохотная трещина, которая в конечном итоге приведёт к разрушению огромной плотины.
Традиция (как и религия) связывает общество в гомогенный субъект истории, нарушение традиции, насильственное изменение её выбрасывает из истории, из цепи предания, завещанного предками. Ну не соотносит себя трансгендер с Манасом или бойцом Панфиловской дивизии Дуйшенкулом Шопоковым. Он соотносит себя с Леди Гагой. И нельзя сказать, что это как-то сильно плохо или хорошо – это никак. Это зеро, ноль, традиция умирает в этом конкретном человеке. А потом вообще умирает.
Наши оппоненты могут сказать – посмотрите, западный мир нарушил все мыслимые традиции и каким успешным стал. Это неправда. Западный мир стал успешным именно благодаря традиции (США основали квакеры), а теперь, когда он победил традицию, он клонится к закату. Да, это долгий процесс – Римская империя билась в агонии, обладая завидной мощью, почти три столетия.
Мы видим сегодня на авансцене Китай, Турцию, Иран, Бразилию – страны, безусловно, использующие в своих политических, социальных и тем более экономических практиках разумную модернизацию, однако упрямо держащихся за свои традиции. Каких-то полвека назад сложно было себе даже вообразить, чтобы госсекретарь США, как обычный клерк, стоял в ожидании аудиенции у Запретного города в Пекине.
Буквально на наших глазах происходит торжество традиции над западным универсализмом. И это только начало.