Мир и стабильность в Большой Евразии не являются делом гарантированным. Они находятся под воздействием вызовов и угроз, имеющих как внутреннее, так и внешнее происхождение. Однако не нужно и упускать из виду объективные факторы, делающие Большую Евразию более устойчивым в современных обстоятельствах регионом, чем предполагал устоявшийся взгляд на природу международной политики в её региональном измерении.
Считается, что фундаментальная перестройка международного порядка способна повлечь за собой общий упадок институтов сотрудничества между государствами и увеличение количества конфликтов. За прошедшие после холодной войны тридцать лет существенная часть тех, кто изучал природу отношений между государствами, исходила из того, что за пределами укреплённого институтами «идеала» либерального мирового порядка находится хаос и «осыпание» всех норм, что ведёт к гипотетической катастрофе. Страх перед такой катастрофой в действительности оказался практически таким же средством международного управления (в том смысле, как его видит Эдвард Х. Карр), как и грубое насилие со стороны привилегированной группы государств.
Однако опыт подтверждает, что это – исключительно теоретическое, абстрактное представление, в котором не учитывается действие факторов, связанных с конкретным регионом и значением отдельных важных участников международных отношений. В новых условиях, которые мало подходят под шаблоны академических представлений прошедшей эпохи, сравнительная стабильность поддерживается совсем не за счёт тех сил, которые выглядели как её гаранты совсем недавно. И наоборот, те силы, которые виделись в качестве укрепляющих безопасность и сотрудничество, могут оказаться дестабилизирующими.
Если приобретаемый сейчас странами мира опыт окажется устойчивым к соблазнам возвращения в тоталитарную систему, нам, скорее всего, придётся на многое посмотреть совершенно иначе.
По прошествии уже почти полутора лет после того, как кризис в отношениях России и Запада перешёл в фазу военно-политического противостояния на Украине, можно констатировать, что влияние европейской трагедии на положение остальной Евразии оказалось менее драматичным, чем можно было бы думать. Основных факторов стабильности на этом пространстве, за исключением Южного Кавказа, несколько.
Во-первых, большая часть этого огромного региона является географически удалённой от основных театров противостояния между крупнейшими державами. Другими словами, Большая Евразия избегает того, что наука прошлых десятилетий любит называть «разломами» именно потому, что ломать пространство между государствами особенно некому.
Во-вторых, внутренние политические системы стран Евразии оказываются пока значительно более устойчивыми к соблазнам радикализации своего поведения, чем было принято считать раньше. Мы не знаем точно, как положение в отдельных странах будет развиваться в будущем, однако именно сейчас они демонстрируют завидную устойчивость.
В-третьих, созданные в регионе международные институты оказались не подвержены тем разрушающим факторам, которые действуют в Европе. Такие организации, как Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) или Евразийский экономический союз, выглядят менее ухоженно, чем их старые европейские аналоги. Однако они оказываются более устойчивыми, что, несомненно, является хорошей новостью для их участников. И плохой новостью для возникших в интеллектуальной среде Запада академических представлений о природе международных организаций, всегда ставящих в центр силовое противоборство между их участниками. И наконец, нельзя недооценивать действие рыночных факторов, которые, не будучи стеснены политическими обстоятельствами, помогают государствам руководствоваться своими интересами. Все эти особенности заслуживают самого внимательного изучения и могут дать нам фактический материал для существенного прогресса в науке о международной политике.
Тимофей Бордачёв,
программный директор Валдайского клуба.