История как череда событий прошлого – это объективный процесс, вмешаться и изменить который никто не в состоянии. По крайней мере, пока не изобретена машина времени. Как говорится, что было, то было. Но рассмотрение истории, отношение к прошлому во многом субъективно, поскольку происходит через призму современности и неизбежно несёт отпечаток определённой эпохи. Как писал В.И. Ленин, «беспристрастной» социальной науки – а история наука социальная – не может быть в обществе, разделённом на классы. Социальная наука – как и культура – служит чьим-то интересам.
Поэтому в известном выражении «историю пишут победители» есть зерно истины. Интерпретация прошлого – это не анархическая вольница, где каждый выстраивает собственное отношение по личному разумению. Это жёсткий централизованный процесс, подчинённый интересам группы (класса), которая находится у власти.
Формирование учебных программ и выпуск учебников, функционирование информационной сферы, культуры и искусства – всё это происходит не хаотично, а в рамках государственной политики. В общем, «история – это политика, опрокинутая в прошлое», важный фактор легитимации того или иного политического режима.
Примеров этому множество. Советская историческая наука, например, базировалась на историческом материализме. Последний исходит из того, что развитие общества определяется не отдельными, пусть и выдающимися личностями, а общественно-экономическими отношениями, в основе которых лежат отношения собственности. История рассматривалась как борьба классов, особое внимание уделялось освободительным, революционным движениям.
Капиталистическое общество принять подобные идеи не может, ведь это означало бы признание классовых антагонизмов и преходящего характера самого капитализма. Вся буржуазная историческая наука направлена на затушёвывание классовых расколов и постулирование незыблемости существующей системы («конец истории»). Для этого из истории изгоняются закономерности, вся она представляется как набор отдельных эпизодов, поле деятельности отдельных «героев». Это хорошо ложится в матрицу «клипового мышления», создаваемого в рамках общества потребления.
Постсоветское пространство последние тридцать с лишним лет переживает переход от первой концепции ко второй. Учитывая уважительное отношение среднего и старшего поколений к советскому прошлому, власти центральноазиатских государств не решились оголтело отбросить 70-летний период истории. Они вычленяют некоторые периоды (например, годы Великой Отечественной войны) и фигуры (учёных, писателей и других выдающихся творческих личностей, а также определённых руководителей партии и государства – Шарафа Рашидова в Узбекистане, Динмухамеда Кунаева в Казахстане, Исхака Раззакова в Кыргызстане), но пытаются всеми способами оторвать их от общесоветского контекста, от строительства социалистического общества и даже противопоставить одно другому.
Так Великая Отечественная война оказывается выигранной не благодаря Советской власти, плановому социалистическому хозяйству, а вопреки, исключительно силами абстрактного народа. Прославляемые фигуры тоже изображаются как искренние «национал-патриоты», терпевшие гонения от «Москвы» и «всесильного партаппарата». Населению навязывается мысль, что отдельные светлые страницы и «правильные» деятели были не закономерностью, а исключением – островками в беспощадном море «террора», «колониального угнетения», «серости и тупости» советской эпохи.
Данный подход ни в коем случае нельзя сводить к личным обидам отдельных представителей нынешних элит или подрывной деятельности «иностранных агентов». Это абсолютно закономерный результат смены общественно-экономического строя. Новые элиты видят в Советской власти и социализме угрозу своему существованию, привилегиям, накопленным богатствам. Им куда сподручнее иметь дело с дореволюционными эпохами. Героизация правителей и других персон далёкого прошлого оправдывает современные тенденции – концентрацию власти, сплочение вокруг «сильных мира сего» без какого бы то ни было разделения на классы.
Это, добавим, является частью общемировой тенденции. Переход от глобализации к регионализации, формирование многополярного мира сопровождается поиском идеологической опоры. Чаще всего такая опора, однако, ищется не в настоящем и будущем, а в прошлом. Мы видим это в Турции («неоосманизм»), Индии (превознесение «великого индуистского прошлого» в противовес эпохе владычества мусульманских династий) и т.д.
Вот почему в том же Таджикистане мы видим вылепленный культ Исмаила Самани (IX-X века), в Узбекистане – Амира Тимура (Тамерлана; XIV–XV века), в Казахстане – Абылай-хана (XVIII век) и других подобных фигур. Повторим, что к собственно истории это прославление имеет весьма опосредованное отношение. Это не про прошлое, это про настоящее. А именно, про гегемонию правящих классов, которую надо укрепить и защитить, в том числе такими методами.
Аналогичные процессы набирают силу в Кыргызстане. Нет никаких сомнений, что в рамках «исторической легитимации» дореволюционное прошлое будет всё сильнее вытеснять фигуры и события советской эпохи. Да, в прошлом году было отпраздновано 100-летие образования Кара-Киргизской АО, тогда же был подписан указ «Об отцах-основателях современной кыргызской государственности». И то, и другое, однако, вырывается из исторического контекста. Опять-таки навязывается ложный посыл «не благодаря, а вопреки».
Например, крайне неохотно говорится (а то и вовсе не говорится) о том, что Жусуп Абдрахманов, Абдыкадыр Орозбеков и другие были коммунистами и представителями Советской власти, вместо этого делается упор на их «борьбе с центром» и репрессиях. О выхолащивании смыслов говорит начавшийся процесс реабилитации басмачей и других антисоветских элементов – при том, что «отцы-основатели» боролись с ними.
Например, Иманалы Айдарбеков работал в органах ЧК, был председателем Главного суда Киргизской АССР… В том же указе в числе «лучших сынов кыргызского народа» назван Торекул Жанузаков, который занимал видные должности в Туркестанской АССР (вплоть до зампредседателя ЦИК), а затем перешёл на сторону басмачей и пытался сплотить антисоветские силы как в Средней Азии, так и за её пределами (контакты с атаманом С. Дутовым и др.). Прозападные организации наподобие «Эсимде» поднимают Жанузакова на щит, называя его «настоящим патриотом» и «идеологом национально-освободительного движения».
Отметим в связи с этим, что обращение к истории как политическому инструменту имеет не только внутригосударственное, но и международное «измерение». Борьбу с советским прошлым и другие современные тенденции историографии активно поддерживают на Западе. Характерны публикации «Радио Азаттык», где приветствуются снос памятников Ленину и массовое переименование улиц в Кыргызстане.
Решая задачи собственной легитимации, постсоветские элиты вольно или невольно способствуют реализации чужих экспансионистских проектов. Яркий пример: в школьных учебниках истории Кыргызстана утверждается как непреложная истина, что сакские племена разговаривали на тюркских языках и являлись прямыми предками тюркских народов. В то же время в мировой исторической науке является общепризнанной теория об индоиранском происхождении скифов и саков и использовании ими иранских языков. Маргинальная «тюркская гипотеза» продвигается рядом турецких историков и используется для оправдания пантюркистских притязаний Анкары.
Как же поступать тем, кто хочет защитить историческую правду от политических спекуляций? Как бы ни хотелось верить в «чистую науку» или «чистое искусство», существовать вне общества ни то, ни другое не может. Служащая интересам широких масс история возможна в государстве, служащем этим массам. Работа за создание справедливого общества – вот что должно стать нашей задачей.