Наш собеседник по первой своей специальности – строитель, по второй – экономист, по третьей – историк. Но в начале 2014 года он, уроженец Макеевки, оставил благополучную жизнь успешного предпринимателя и взял в руки оружие, чтобы защищать родную донбасскую землю. Как и чем живёт сегодня российский Донбасс? Что уже сделано и что предстоит сделать, чтобы люди здесь наконец зажили по-настоящему мирной жизнью? Как случилось, что именно братская Украина оказалась «антиРоссией»? Об этом мы говорили с председателем Общественной палаты Донецкой Народной Республики Александром Кофманом.
– Александр Игоревич, к 2014 году вы были топ-менеджером – и вдруг ударились в политику…
– Скорее, это политика «ударилась» в меня. Накануне переворота, в 2013 году, я возглавлял управление развития Восточного региона известной компании «Руш». Но в начале 2014 года стало ясно, кто захватил власть в стране, и запахло уже настоящим нацизмом. Так я пришёл к своим единомышленникам, начал работать в секретариате Координационного совета Общественного движения «Юго-Восток», стал депутатом парламента Союза народных республик Новороссии.
– Это ведь было не просто желание «нового драйва»?
– Нет, конечно, я не склонен к авантюрам, у меня просто не было выбора. Есть вещи, через которые нельзя переступать: это память моих дедов, память моего отца. В начале 2014 года каждый в Донецке выступал за что-то своё: кто-то был за народную республику, кто-то – за присоединение к России. Будет ли Донбасс российским или останется в составе Украины, меня не интересовало. Я был за страну без нацизма, против молодчиков с факелами и лозунгов «москалей на ножи». В Донецк нацисты не пришли.
– Но ведь тогда и откровенных нацистов в украинской политике было мало?
– Да, и всю эту мерзость можно было уничтожить весной 2014 года таким же десантом ОДКБ, который мы видели в начале прошлого года в Казахстане. Но на Украине десанта не случилось. Тогда было много трусливых, быстро «переобувавшихся» людей, вроде Кернеса и Добкина в Харькове или Шишацкого и Таруты в Донецке. Сейчас Добкин фотографируется в бейсболке «Правого сектора» с лозунгом «Россия должна быть уничтожена». Вот вам яркий пример «переобувания», за которое придётся держать ответ. Помните, как у Галича в стихотворении «О чёрте»: «И ты будешь волков на земле плодить,/И учить их вилять хвостом,/А то, что придётся потом платить,/Так ведь это ж, пойми, – потом!»
– Путин недавно признал, что, возможно, надо было жёстче действовать в 2014 году…
– И правильно признал. А следующим правильным ходом было бы привлечение к ответственности тех в Москве, кто не допустил вмешательства России в 2014 году. Имею в виду в том числе бывшего российского посла на Украине Зурабова, убедившего руководство страны в «договороспособности» Порошенко. Это привело к трагической ошибке: признанию легитимности киевского режима. В Кремль шла искажённая информация о ситуации на Украине, и сколько мы криком не кричали, что реальная информация не соответствует подаваемой «наверх», нас не слушали. Люди, отвечавшие за украинское направление, занимались очковтирательством начиная с 90-х годов. И определённые неудачи нынешней СВО – тоже отголоски их бездействия. Возможно, в Москве исходили из того, что «мы же братья» и всё как-нибудь само собой «устаканится». Но на примере Прибалтики, Грузии, Азербайджана, Молдовы и прочих лимитрофов было ясно, что «мыжебратья» уже не работает.
– Запад начал «переформатировать» украинцев в начале 90-х?
– Всё началось ещё в 1939 году и получило подпитку в 1955 году, когда Хрущёв освободил бандеровцев из лагерей. Потом был всплеск национализма в конце 80-х, на западе Украины активно распространялась напечатанная в Канаде руховская пресса. То, что нужно было выжигать калёным железом, на Украине всячески поощрялось. Сотрудники администрации Януковича рассказывали, что в конце 2013 года, когда в Киеве уже вовсю бесновался Евромайдан, Тягнибок и Яценюк исправно приходили за зарплатой в офис Партии регионов. Так политтехнологи Януковича надеялись создать «управляемую» националистическую оппозицию. Но с нацизмом заигрывать нельзя.
– При Януковиче украинский нацизм могли задавить на корню?
– Могли. Но не задавили. Сиюминутная выгода от заработанного на очередном транше миллиарда долларов казалась предпочтительнее долгой и методичной работы. Помните, как Горбачёв продал японцам нефтяное месторождение за 100 тысяч долларов? Убогим партноменклатурщикам казалось, что это гигантская сумма. Убогой была и украинская элита, в том числе и украинские президенты, которым уже не надо было играть в «облико морале» перед московскими начальниками.
– Янукович не считал опасными для себя будущих майданных фюреров?
– Не хочу лишний раз оскорблять этого уже немолодого человека. Но если страна выбрала тебя лидером, ты несёшь ответственность за страну. И раз уж ты сытно жрёшь и пьёшь в течение своей каденции, будь готов при необходимости умереть за свой народ. Но второго Альенде из Януковича не получилось. Ему было куда бежать. А ведь могли же в Кремле сказать: нет, мужик, сражайся до последнего, мы тебя не впустим, пока сам не исправишь ситуацию. Возможно, тогда всё сложилось бы иначе.
– В феврале 2022 года высказывалось мнение, что украинцы встретят нашу армию цветами. В Кремле опять получили неправильную информацию?
– Не стану пользоваться штампами о «кремлёвских башнях», но российская власть слишком разная: одни адекватно оценивают реальность, другие продолжают гнать газ через Украину. Меня куда больше интересует, почему мы до сих пор не бомбим мосты через Днепр. Если бы их разбомбили в начале СВО, вся Украина до Днепра была бы наша, оставалось бы, не торопясь и наращивая мощь, дожимать врага.
– Говорят, есть предсказание старцев: через полгода после захвата сатанистами Киево-Печерской лавры Украины не будет. Лавру захватили 7 января. Всё закончится к 7 июля?
– Не знаю. Но Украина ресурсно выдыхается уже сейчас. Я согласен с военной стратегией Москвы: мы находимся на комфортных рубежах, можем качественно дезинтегрировать ВСУ с удобных позиций. Увы, промежуточным итогом СВО стало то, что мы своими действиями помогли «сцементировать» украинскую политическую нацию. Те, кто до этого выставлял аватарки «2 мая. Не забудем, не простим», поменяли их на «Русский корабль, иди…». Это плата за опоздание, за то, что не было сделано восемь лет назад. И опять вспомним: за всё в жизни приходится платить. Сегодня Украина платит за нацизм жизнями сотен тысяч своих солдат.
– Но страдают и мирные жители. Как быть с этим?
– Мирные жители страдают на Донбассе уже почти девять лет, и это никого на Западе и на Украине не трогало. Когда харьковчане или киевляне спрашивают меня: «À нас за шо?», я напоминаю им, что в 1944 году в Дрездене и в Берлине жили не только эсэсовцы, но и обычные немцы. Ну, зиговали друг другу при встрече, – так все зиговали. Ну, пользовались трудом остарбайтеров, – так все пользовались. Но, когда в Германию вошёл советский солдат или прилетели союзники, ответили все. Нацизм – одна из немногих вещей, за которые есть коллективная ответственность. Теперь об этом стали забывать, и вот уже Германия отправляет танки на Украину. Но немцы должны помнить, чем это закончилось для них в прошлый раз.
– Давайте про Донбасс. Действительно ли абсолютное большинство здесь в 2014 году было за Россию и не хотело жить с Украиной?
– Мнения сильно поменялись в пользу присоединения к России после событий 2 мая 2014 года в Одессе. До этого большая часть моих земляков была за федерализацию в составе Украины. Никто же не думал, что новая власть начнёт убивать собственных граждан. 2 мая стало главным водоразделом: на Донбассе поняли, что Украина – кадавр, подлежащий уничтожению.
– Каким вы видите результат СВО – в составе России окажутся все территории бывшей Украины?
– Главное – не должно быть ни одного самостоятельного «куска» Украины, иначе через пару лет придётся опять затевать СВО, но уже против вооружённого до зубов агрессивного государства НАТО. Должно быть что-то вроде ялтинских соглашений о разделе территорий. И если часть украинских земель окажется в составе Польши, Венгрии или Румынии, это будет головная боль поляков, венгров и румын. Я не говорю, что будет именно так, но так должно быть по логике вещей.
– Почему именно Западная Украина оказалась настолько прозападной?
– Думаю, ответ в том, что украинские президенты заигрывали с националистами, а вот Лукашенко гнобил их в Беларуси – то есть делал то, что я всегда призывал делать на Украине. Простите мне мою нетолерантность, но что мешало размозжить Яценюку, или Тягнибоку башку в подъезде, скажем, в 2010 году? Иногда смерть одного идиота может предотвратить гибель миллионов людей. Когда личной власти и бизнесу Януковича что-то угрожало, он действовал решительно, и его конкуренты могли случайно погибнуть, скажем, на охоте. А когда речь заходила об интересах государства, Янукович вдруг проявлял удивительную мягкотелость. Он заигрывал с националистами, считая их тайным инструментом своего влияния. Но они его переиграли.
– Если Россия отрежет Украину от выхода к Чёрному морю, что, хотя бы теоретически, останется собственно Украиной?
– Пока главная задача – перемолоть украинскую армию на Донбассе. Ни серьёзного вооружения, ни 60 тысяч обученных на Западе солдат Украина не получит до её раздела. Очевидно, на Западе решили, что для «поддавливания» России им не нужна вся Украина, а достаточно маленького анклава. Возможно, речь пойдёт о районе Чернигова или Каменец-Подольского. Поживём – увидим. В любом случае США не должны получить возможность построить на руинах Украины русофобское и вооружённое до зубов квазигосударство. Вот почему мы с 2014 года говорим, что государство «Украина» должно исчезнуть. Я бы сравнил СВО с медицинской операцией: планировали вырезать аппендицит, но, когда вскрыли брюшину, обнаружили опухоль и метастазы, и теперь может помочь только эвтаназия.
– Одна из главных задач СВО – денацификация Украины. Как это должно выглядеть на практике?
– Мой друг, Дмитрий Пучков «Гоблин», сказал замечательные слова: «Когда советские солдаты вошли в Берлин, там не оказалось ни одного нациста». Очень надеюсь на то, что, когда мы войдёт в Киев, там не окажется ни одного нациста. Но я далёк от мысли, что это будет легко. Сегодня Украина имеет идеальную военно-политическую модель. Это, во-первых, солдат-славянин, готовый к самопожертвованию и умеющий воевать. Во-вторых, это нацистские «комиссары», правосеки, «азовцы» и прочий зверинец. И, в-третьих, это американские генералы, разрабатывающие военные операции ВСУ. Перед нами – идеально устойчивая конструкция, и понадобится немало усилий, чтобы её сломать. Но и вермахт был идеальной моделью армии, а кончилось всё очень плохо для нацистской Германии. Всё плохо кончится и для нацистской Украины. Помните, в «Семнадцати мгновениях весны» Мюллер говорит: «Если где-нибудь, когда-нибудь, кто-нибудь крикнет «хайль» – знайте, нам там рады и нас там ждут». В Донецке никто и никогда не крикнет «хайль». Мы вобьём эти «хайли» в глотки тем, кто кричит такое на Украине.
– Но ведь придётся и «переформатировать» украинцев, показывать им реальную историю, а не сказки «историков в вышиванках».
– Знаете, недавно я видел на «Рулетке», как два русскоязычных типа орали, что «Украина защищала Россию от немцев до 1943 года, когда наконец был открыт второй фронт». Их спросили: а как же, например, блокада Ленинграда, длившаяся 900 дней с декабря 1941 года? «А вы меньше читайте советские учебники!» – ответили эти выродки, знающие «историю» по соросовским учебникам, дебилизировавшим не одно поколение украинцев. А нацистские конструкции легко вбиваются в пустые головы.
– Как вы относитесь к идущей сегодня переоценке исторических событий и личностей, в том числе и роли личности Сталина?
– Уверен, любой город будет счастлив видеть на своей центральной площади памятник Сталину. Если сейчас провести голосование о переименовании Волгограда в Сталинград, победят сторонники Сталинграда. В обществе назрела потребность в реабилитации личности Сталина, это касается и информационной, и политической среды. Люди хотят, чтобы вернулось время, когда у каждой ошибки будет фамилия, имя и отчество, когда каждый будет отвечать за свои слова и поступки, а слово «чиновник» перестанет быть синонимом слова «вор».
– Как сегодня обстоит дело с интеграцией Донбасса в общероссийское пространство?
– Пока, к сожалению, Донбасс живёт тяжело, продолжаются обстрелы наших городов и сёл. Мы умеем ценить маленькие кусочки цивилизации, ведь у нас и вода подаётся раз в три дня на пару часов. Мы знаем цену спокойного мирного неба, спокойного сна ребёнка, цену жизни, в конце концов. Несомненно, Россия многое даёт Донбассу. Но мы не хотим жить «на дармовщинку», дончане привыкли жить своим трудом, у нас прекрасные квалифицированные кадры, и очень не хотелось бы, чтобы эти люди уезжали в другие регионы России, тем более что работы на Донбассе хватает. Не зря же народная мудрость утверждает, что «улей богат не мёдом, а пчёлами».
– Как идёт восстановление освобождённых городов?
– В Мариуполе я познакомился со строительной бригадой и, как строитель, спросил: мужики, скажите честно, эта скорость – в ущерб качеству? Они показали укладку фундамента, разрез стены, рабочие чертежи, и я убедился – строят в полном соответствии с технологиями. Когда кто-то напортачил с подоконником, бригадир орал на провинившихся так, что было слышно, наверное, в Москве. Тут же всё переделали, как надо. В общем, строят и быстро, и качественно. Надеюсь, так же быстро и качественно будут восстанавливаться все города и сёла Донбасса.
– Вы хорошо знали Александра Захарченко. Каким он был человеком?
– Он был плоть от плоти земли русской, настоящим русским мужиком – сильным, добрым, порядочным, простым в общении и порой слишком доверчивым. Случалось, мы с ним яростно спорили и подолгу не общались. А потом он вдруг звонил и говорил: «Санёк, зайди, надо поговорить». Ну, и мирились, конечно, сразу. Он верил людям. Как-то я был у него в кабинете, тут заходит адъютант и говорит: «Александр Владимирович, пришёл N, просит встречи с вами». И тут же вываливает кучу негатива об этом человеке. «Не приму я его», – махнул рукой Захарченко. Тут я не выдержал: «Как же так, Саша, ты поверил адъютанту, а может, он напраслину возвёл?» Он подумал и говорит: «Правда твоя, надо человека принять». Это был искренний, по-настоящему надёжный человек. Его гибель стала горем и огромной потерей не только для нас, знавших его лично, – это невосполнимая утрата для всей России.
– Вы на войне с 2014 года. Что запомнилось больше всего?
– Две фразы. Слова девятилетней девочки: «Не плачьте, я ела позавчера». И слова мальчика: «Мамочка, это же хлеб? Можно, его поглажу?»